Заодно и жажду утолил.
Почти.
Потом уже, ближе к полудню, если верить ощущениям, он ненадолго задержался у лесного ручья. Земля здесь была изрыта копытами, что давало надежду на добычу, чуть более крупную, нежели жаба. Живот снова заурчал, напоминая, что жаба-то была давно.
И уж немногим позже.
А ягоды — это вовсе несерьезно.
Миха почесал спину о ближайшее дерево и огляделся. С одной стороны, конечно, можно засаду устроить. С другой, — а как? То есть, вот он залезет на дерево и… будет сидеть?
Оружия у него нет.
Никакого.
А ведь уходил он с клинком и неплохим. Но тот потерялся. Как? И когда? Миха поморщился, злясь на себя за глупость. Помирать решил.
Надо было и помирать.
С оружием.
А теперь стоит дурак дураком, хоть ты дубину выламывай. Миха и попробовал. Он выбрал деревце, подходящее с виду, и-таки в конечном итоге выдрал его из земли. Деревце сопротивлялось, норовя хлестануть по морде, кора с него слезала лохмотьями, руки пачкались в липком соке, и дикарь внутри недоумевал. Он явно видел процесс изготовления дубины иначе.
Миха мучился, обдирая ветви, которые не желали обдираться.
— Твою ж… в жопу! — он выронил измочаленную палку, в которую превратился древесный ствол.
Что-то явно пошло не так.
Мелькнула мысль о топоре, но от нее Миха отмахнулся. Обойдется. У него когти, в конце концов, есть. И зубы.
Дикарь заворчал.
И потребовал убираться от воды. И вообще подвинуться, раз уж Миха такой, к жизни неприспособленный. Миха потряс головой, пытаясь избавиться от навязчивого ощущения чего-то на редкость постороннего в голове.
Свихнулся он, что ли?
Не важно. Дикарь не унимался, и Миха, подумав, что в нынешних обстоятельствах и поехавшая крыша может пользу принести, уступил.
Сразу стало понятно, что дубина — дело серьезное.
А топор и того сложнее.
С когтями, оно и вправду проще. Надо лишь воспользоваться с умом. Дикарь нырнул в заросли, и тело, подчиняясь ему, двигалось иначе. Легче. Мягче. Миха вдруг перестал проваливаться в мох, непостижимым образом чуя, куда и как поставить ногу. Он скользил меж ветвями, не задевая их. И сам удивлялся тому, как оказывается, может.
Дикарь был охотником.
Хорошим.
Он обошел родник по большой дуге, вернувшись почти к тому месту, где Миха изрядно потоптался, но с другой стороны. И с легкостью вскарабкался на дерево. Ненадолго застыл, принюхиваясь. Судя по всему место это уже было замечено другим хищником. Но запах выветрился, стало быть, рысь, если и приходила, то давно. Миха устроился на ветке и, прикрыв глаза, приготовился ждать.
Кто ты?
Странно разговаривать с собой вот так. Шизофренией попахивает. Вкупе с раздвоением личности.
Что такое шизофрения?
Ничего хорошего. Наверняка. С хорошим в Михиной жизни вообще напряг был. Но ждать просто, не думая ни о чем, у него не получалось.
Да, и охотник из него был так себе.
Дерьмовенький.
С этим Миха согласился. Там, где он жил, охотились ради удовольствия. И иначе. Ружья там и маскхалаты. А ему достаточно было бы в магазин сходить. Или в «Мак» какой. Ну, когда деньги были. А когда не было, то смысл ходить?
Картофанчика нажарил.
Или там лапши сварить, а сверху приправкой да маслицем.
Рот наполнился слюной. Дикарь же тихо слушал, правда, не только Миху, но и лес вокруг. Он и услышал то, что заставило подобраться. Звук едва различимый.
И запах.
Зверя.
Первой на дорогу выкатилась огромная дикая свинья. Она остановилась, повела тяжелой головой, убеждаясь, что вокруг нет никого, кто бы рискнул связаться с ней, и громко хрюкнула. Тотчас затрещали кусты, выпуская поросят. Одни были совсем мелкими, еще сохранившими характерный дикий полосатый окрас, другие — постарше, покрупнее.
Последним на поляну выбрался матерый секач. Желтые клыки его раздавались в стороны, над головой поднимался горб жира, из которого торчала жесткая бурая щетина. Тело бугрилось мышцами. И выглядел зверь так, что желание помериться с ним силой отпало моментально.
Дикарь согласился.
Кабан — опасный противник. Сильный. Да и валить его смысла особого нет. Мяса в нем много, но будет оно жестким и вонючим. С голоду, конечно, и такое сойдет, но лучше бы выбрать кого-то помоложе, помягче.
Миха прищурился.
Свиньи напились, почти растоптав родник. И еще недавно прозрачная вода смешалась с грязью. Кабаниха хрюкнула и почесалась о дерево, оставляя на коре проплешины желтой шерсти. Семейство её с упоением ковыряло мхи, пытаясь добраться до сладких молодых корней. Лес наполнился визгом и чавкающими звуками.
Устроившись подальше, кабан наблюдал за возней.
Ждать.
По телу Михи прошла дрожь. Он с кабаном, конечно, справится, но ждать… чего?
Подходящего момента.
А когда он наступит?
Дикарь не знал. Сейчас его злила Михина неспособность просто вести себя тихо. И смотреть вниз. И да, вновь же, ждать.
Вот вскочил кабан, услышав что-то, и свинья издала протяжный тонкий звук, на который тотчас отозвались поросята.
Кто-то шел.
Кто-то в достаточной мере крупный и опасный, чтобы кабаны предпочли убраться с его пути. Миха принюхался, но то ли ветер дул не с той стороны, то ли неизвестный зверь умел скрываться, ничего-то он не учуял. Свиньи же отступили.
На сей раз первым пошел секач, за ним двинулись поросята постарше.
Теперь.
Миха прижался к ветке.
Под деревом увлеченно ковырялась пара поросят. Кабаниха хрюкала, но те будто не слышали. Вот кто-то из них вытянул нечто длинное, явно вкусное, судя по тому, как набросились на добычу прочие.
Миха рухнул вниз, впившись когтями в такое скользкое вдруг, грязное тело поросенка. Раздался истошный визг, сменившийся звериным ревом. Кабаниха, до того раздраженная, заверещала. Наклонив голову, она ринулась к Михе, но тот был быстрее. Отбросив бьющегося в агонии поросенка, Миха взлетел на спасительное дерево.
Эй, а добыча?!
Поросенок дергался внизу.
Свинья верещала, но ушедшее стадо не спешило возвращаться на голос. Она же, сделав несколько кругов, остановилась. Прочие поросята замолчали и сбились в одну полосатую кучу, кроме того, который лежал на земле, разливая вокруг сладкий аромат крови.
Никуда не денется.
С собой она точно не заберет. И не рискнет отбиваться от стада. Значит, надо только подождать. Миха и ждал. Теперь уже не сводя взгляда с законной добычи.
Свинья же…
Ветер донес-таки запах зверя. Густой. Тяжелый. И Миха забеспокоился. Кто бы ни шел к роднику, он явно не относился к числу травоядных.
Дикарь заворчал.
Терпение.
Даже если они потеряют эту добычу, зверья в лесу полно.
Миха сглотнул слюну.
Но вот свинья издала короткий резкий звук и затрусила прочь. Выждав несколько мгновений — мало ли, вдруг это хитрый план такой — Миха спустился. Остановился. Замер, прислушиваясь к происходящему окрест. Запах зверя почти растворился, но сам он — Миха был уверен — никуда не исчез.
Скрылся?
Как?
Не важно. Главное, что поросенка Миха подобрать успел, а потом, ловко и привычно уже, поднялся на дерево. Там, наверху, он чувствовал себя в безопасности.
Почти.
Поросенок в ближайшем рассмотрении оказался не таким и большим, а еще довольно тощим. И вот как его есть? Точнее, что с ним вообще делать? Миха мясо покупал уже разобранным, а лучше вовсе приготовленным, скажем, в виде котлет там или сосисок. Здесь же потенциальная сосиска дурно попахивала, была покрыта слоем грязи и мелкими травинками, ну и кровью, запах которой все еще дразнил, но не настолько, чтобы просто взять и вцепиться в темный поросячий бок.
Миха поднял поросенка за задние ноги.
Надо потрошить?
А как?
Дикарь вздохнул. И вновь потеснил Миху. Что поделаешь, раз он такой бестолковый? Острый коготь вспорол свиное брюхо, а рука довольно споро выгребла кишки, не позволив, однако, вывалиться печени. Её-то, кровящую, теплую еще, Миха и сунул в рот, довольно зажмурившись.