Ребенок ныряет сам, правда, не выпуская при этом Михиной руки.
А по мхам летит, шипя и плюясь жаром, огненный вал. Миха только и успевает, что подгрести под себя обоих. Он ведь… он как-нибудь выживет.
Он же этот.
Химероид.
У него способности. И мутации. И еще хрен знает что впридачу. Огонь вгрызается в спину, оглушая болью, но Миха стискивает зубы и поглубже засовывает голову в болото.
Радиус распространения этой хрени должен быть ограничен.
Сто ударов сердца?
Время положили бы с запасом.
Так, чтобы хватило самим уйти. Стало быть, охват будет небольшим и то, что до них долетело — это лишь слабое эхо силы. Но легче от понимания не стало.
Под Михой слабо барахтался мальчишка, благо, молчал, но упрямо пытался выбраться. А вот ребенок затих, прижавшись к Михиному боку. И тот слышал лишь ровное и на диво спокойное биение сердца.
Ненормально, когда в подобных ситуациях дети спокойны.
Точно не нормально.
Пламя схлынуло.
И на опаленную спину полилась холодная вода, добавляя боли. Миха поднялся, как сумел. Вытащил пацана за шкирку. Живой? Хорошо, что живой.
Для него.
Сидит, пытается откашляться и отплеваться. Мокрый. В жиже. Во мхах, клочья которого лежали на лбу. Страшный, но все одно живой.
— Т-ты… — просипел он, когда сумел заговорить, а случилось это не сразу. Миха не торопил.
Хреново человеку.
И Михе не лучше. Что поделаешь, такая вот поганая штука — жизнь. Детеныш, разжав руки, плюхнулся в грязь, правда ловко упал, на ноги.
И также ловко поспешно спрятался за Миху, вцепившись ручонками в штаны.
— Т-ты… — повторился мальчишка, вытирая лицо. — Да как ты…
— Господин! — раздался знакомый голос, и от визгливого этого тона ухо Михи дернулось. — Господин, слава всем богам, вы живы!
Старик восстал из болотной жижи, и ныне походил на чудовище, грязное, уродливое и очень суетливое.
— Благодарю… — он шел, проваливаясь, падая, поднимаясь, чтобы упасть на следующем шаге. — Благодарю вас…
— Тебя мой отец послал? — осведомился мальчишка, расправив плечи.
— Нет, — ответил Миха, разглядывая спасенных.
Вот и на кой ему это надо было?
Глава 21
На острове земля была горячей. Только она, собственно говоря, и осталась. Черная, спекшаяся, что корка на ране, исходящая жаром. Последнее было даже неплохо: болотная вода и днем-то не нагревалась, а ночью и вовсе показалась ледяной.
Мальчишку потрясывало.
Старик мелко дрожал. Да и сам Миха то и дело вздрагивал.
— Вы уверены, что разумно оставаться здесь? — осторожно поинтересовался старик. Он замер, не решаясь ступить на выжженную землю.
— Нет. Но вы далеко не уйдете.
Мальчишка — так точно. Он и теперь-то повис на Михе, уже не пытаясь казаться ни гордым, ни упрямым. Только дышал громко и сипло, иногда шмыгая носом.
Второй мелкий держался бодрее.
Как и сам старик.
— Верно. Но… — старик первым ступил на землю. — А если они вернутся? Можем ли мы рассчитывать на то, что ваше благородство будет столь велико, чтобы защитить нас?
— Посмотрим.
Обещать чего-то Михе вот совершенно не хотелось. Да и с благородством имелся определенный напряг.
— Вам стоит знать, что сей благородный юноша является старшим сыном самого барона дер Варрена! — это старик произнес тихо, но твердо. — И барон будет весьма благодарен человеку, который вернет чадо домой.
Чадо пробурчало что-то под нос.
Матерное.
— Посмотрим, — повторил Миха, помогая мальчишке сесть. И огляделся.
Да уж, ни деревьев, ни землянок, ничего, кроме угольной черноты. И в груди противно заныло, и Миха поморщился, потер зарубцевавшуюся рану. Остров — явно не то место, где стоит задерживаться, но и вариантов не так уж много.
Наемники не вернутся. Ни к чему им.
Мальчишка вряд ли сможет пройти хотя бы сотню метров, а рассчитывать, что где-нибудь поблизости обнаружится еще один остров, поприятнее, Миха не стал бы. Да и если обнаружится, то днем.
До рассвета недолго.
Перетерпят.
— Могу ли я узнать имя нашего благородного спасителя? — старик подобрался ближе.
Миха открыл было рот, чтобы ответить, но вовремя прикусил язык.
— Дикарь, — сказал он первое, что в голову пришло.
— О, понимаю, — закивал старик, усаживаясь рядом с мальчишкой. — С моей стороны было бы непростительной наглостью требовать назвать истинное имя.
— Заткнешься ты когда-нибудь, а? — просипел парень.
— Конечно, господин.
Правда, старика хватило ненадолго.
— Эта рана меня беспокоит, — сказал он, обращаясь к Михе. — Вы, несомненно, куда более опытны в делах подобных…
Опыта за собой Миха не чувствовал, но с ножом, который засел в ноге, надо было что-то да делать.
Вытащить?
А если кровью изойдет?
С другой стороны, если ранение серьезное, то и так изойдет. Миха потер щеку, пытаясь вспомнить, что же знает о ранах. Но в голове была приятная звонкая пустота.
Или не совсем?
Будь задета артерия, кровь сочилась бы и сквозь нож. А тут она почти и остановилась.
— Руки убери! — завопил мальчишка, явно осознав, что его сейчас будут лечить. И кажется, радости ему это осознание не добавляло.
— Господин! — старик попытался ухватить мальчишку за руки. — Господин, это для вашего же блага! Если рану не обработать, она загноится.
— Пояс есть? Или веревка какая-нибудь? Ремень?
— Вот, — старик вытащил откуда-то из-под полы кожаный шнурок.
— Перехвати ногу повыше.
Так, а смысл-то? Жгут, конечно, остановит кровотечение, но долго его держать нельзя. Поэтому если задет крупный сосуд, мальчишка обречен.
С другой стороны, будь оно так, он бы давно кровью истек.
— Надо мха, — Миха повернулся к болоту. — Белого. И воды. В чем-нибудь. Промыть.
Здешняя вода была темной и кисловатой на вкус, и пожалуй, нормальному человеку пить её не стоило бы. Но Миха нормальным не был. Поэтому пил.
Вкус — от кислотности.
Точно.
Он ведь учил. На болотах — вода кислая, с высоким содержанием дубильных веществ, что, в свою очередь, хорошо, поскольку бактерий в ней то ли нет, то ли мало, то ли вообще что-то она с ними делает. Но мысль промыть рану изначально здравая.
А потом мхом заткнуть.
И надеяться, что само заживет.
Миха так и сделал.
— Господин, вспомните, кто вы. Держитесь достойно, — старик притащил воды в кожаной шляпе. Ведро из неё получилось, мягко говоря, хреноватое, но какое уж есть. — Ваш отец, будучи юн, также имел печальный опыт ранений.
— З-заткни его, — попросил мальчишка, прикусывая губу.
И руки убрал.
Подбородок выдвинул.
Отвернулся.
Клинок вышел легко. Из раны потекла кровь, но не сказать, чтобы обильно. Стало быть, или повезло, или, что куда вероятнее, разбойник решил поиграть.
И ладно.
Миха вспорол штанину, открывая доступ к ране. Небольшая. И вида аккуратного. Он наклонился и принюхался. Гнилью не пахло, и дикарь согласился, что это очень даже неплохо.
Хотя, конечно, рановато.
Темная вода кое-как смыла кровь. Мох лег сверху, а на него — тряпица, протянутая дрожащею рукой. И замотать все это добро, перехватив тем самым кожаным шнурком.
— Если не загноится, то жить будет, — сказал Миха старику, что замер рядом и только шею тянул.
— Слава богам! — отозвался тот, кланяясь. — И вам, добрый господин! Поверьте, ваше участие не останется незамеченным! Барон — человек в высшей степени справедливый! Он сумеет достойно вознаградить вас!
Мальчишка всхлипнул и, глянув искоса, спросил:
— Ты кто такой?
— Дикарь, — Миха огляделся. — Спать. Утром выходим.
— Куда?
— Куда-нибудь.
Не говорить же, что он понятия не имеет.
Пока не имеет. А утром, глядишь, какая мудрая мысль в голову и забредет.