— Но не стоит волноваться. Ошейник не даст ему покинуть хозяина. Весьма скоро он вернется.
— А если нет?
Старик пожал плечами.
— Или вернется, — баронет на всякий случай втянул голову в плечи. — Или сдохнет. Ну и хрен с ним!
— Вы снова не правы, господин, — старик вновь повернул палочки. — Если вспомните, то это создание обошлось вашему благородному отцу в сорок пять золотых медведей.
Он покачал голову, будто удивляясь непомерной цене.
— И утрата этих денег весьма огорчит господина барона.
На барона Михе было начхать.
А вот дикарь вновь очнулся. Детеныши не должны отходить от стаи.
Не должны.
Факт.
Но конкретно этот детеныш отошел. И что теперь делать? Не бросать же ребенка. Миха посмотрел на небо. То уже подернулось характерной синевой, стало быть, еще немного и стемнеет.
Вокруг болота.
И куда, спрашивается, он полез?
— Найду и выпорю, — проворчал Миха.
— Всенепременно, — старик согласился с немалою охотой. — Рабов следует воспитывать правильно, иначе они набирают в головы дурного. И беда может случится.
— Еще какая, — щека Михи дернулась.
И он отступил. Так проще. Нехорошо убивать людей, которых только что спас, даже если очень хочется.
Глава 26
След мальчишки Миха взял недалеко от лагеря. Дикарь склонился к земле и, втянув пряную смесь запахов, четко выделил один, нужный. Глаза сами отметили незначительные, казалось бы, детали.
Сломанная ветка.
Мхи продавленные. Сорванный и оброненный лист. Слабый отпечаток ноги на влажной земле. И совсем уж длинная полоса, протянувшаяся с берега к болоту. Как будто кто-то съехал.
— Ица, — Миха позвал в полголоса. Чуялось, что мальчишка где-то рядом, но запах болота был резким, перекрывающим прочие. — Ица, это я. Выходи.
Тишина.
И сумерки. Самое поганое время. Даже и ночью видно лучше, чем в этой сизой взвеси.
А если мальчишка на болото сунулся? Болота коварны. Один неверный шаг и искать будут уже археологи, но потом, лет этак через триста-четыреста.
— Ица, — Миха осторожно спустился. В этом месте берег поднимался. Когда-то здесь росло дерево, старое и массивное, может, сосна, может, и дуб. Главное, что от него остался белесый огрызок ствола, изрядно источенный, и корона корней, вывернутая ветром. Прямо под корнями в естественной пещере, возникшей под крышей их, и начиналось болото.
— Ица, — сказал Миха с упреком, когда услышал тихий шелест. — Выходи. Я не враг.
Мальчишка был тут, теперь Миха нисколько в этом не сомневался.
И не в запахе дело, скорее в том странном ощущении близости, которое возникло у Михи. И он осторожно шагнул в темноту пещеры.
— Не обижу.
Тень метнулась навстречу и, вцепившись в грязные штаны, вскарабкалась, обвила шею Михи ручонками. В неё же ткнулось горячее мокрое лицо.
— Ты что, плакал? — Миха осторожно подхватил тщедушное тельце.
Все-таки не зря он детей не любил.
Привяжется такой, и что с ним делать?
— Дик, — мальчишка поспешно вытер лицо. — Злые. Вот.
Он ткнул пальцем в шею.
Точно. Ошейник. У Михи был такой же. Раньше. А потом Миха его снял. Помнится, изрядно пришлось повозиться. Миха подергал кожаную полосу, но трогать не рискнул. Если ошейник заставляет мальчишку вернуться к хозяину, то, как знать, чем обернется несанкционированный взлом. Надо будет старика расспросить. А потом уже найти способ избавить мальчонку от этого украшения.
— Не бойся, — Миха подсадил мальчонку на плечи и не поморщился, когда грязные ручонки вцепились в Михины космы.
А интересно, сорок пять золотых монет за такое вот — это же не нормально? Или нормально? Логически если, то дети должны стоит дешевле взрослых. Тогда сколько стоят взрослые? И не продешевил ли Миха с контрактом?
С другой стороны, старик упомянул, что мальчишка — приобретение дорогое, стало быть, дело в нем. Что в нем особенного?
— О, вижу, вы нашли его, — старик снял прутик с мясом и протянул Михе. — Прошу вас. Конечно, несколько не хватает специй или хотя бы соли, однако в нашем положении выбирать не приходится.
Миха молча сунул прутик с мясом детенышу.
И дикарь вновь одобрил.
Детеныши должны хорошо кушать и тогда вырастут сильными охотниками. Они добудут много мяса и никто в племени не узнает голода.
— О, не стоило, я для него потроха оставил. Этого хватит, — старик уже облачился в штаны, которые подвязал кожаной веревкой.
— Пусть. Ест.
Миха снял детеныша и задвинул за спину, точнее Ица сам спрятался.
— Совершенно дикий. Воспитывать и воспитывать, — старик вздохнул. — Ума не приложу, зачем он барону понадобился.
— Для меня, — подал голос Джер, обнюхивая палочку. Брезгливость в нем боролась с голодом и явно проигрывала. — Отец сказал, что эта тварь поможет пробудить во мне силу.
Он осторожно вцепился в мясо.
Сглотнул.
— Соли нет.
— И не будет, — заверил Миха, пробуя мясо. Что сказать, дикарь не был столь придирчивым, поэтому отсутствие соли и вообще каких бы то ни было приправ ему не мешало наслаждаться тонким вкусом гадючьего мяса.
И Миху даже не мутило.
Ели молча. Некоторое время. Старик медленно и тщательно пережевывал каждый кусок, а вот Джер, позабыв про капризы, заглатывал мясо кусками. Словно боялся, что оно закончится.
Ица держался за спиной Михи.
Сопел.
— Рассказывайте, — велел Миха, почувствовав, что голод отступает.
Спорить не стали.
Джер зевнул и не стал отмахиваться, когда старик протянул ему сморщенный корешок.
— Засунь за щеку и медленно рассасывай. Русалий корень, — пояснил он. — Придаст сил и отгонит лихорадку. Что же касается истории нашей, то, боюсь, моя роль в ней невелика. Мне было велено препроводить господина Джеррайю в город и проследить, дабы сделка, им совершенная, была оформлена по правилам.
Миха перевел взгляд на мальчишку, который едва не подавился корнем. Он поспешно вытер рот рукой и заговорил.
— Наш маг, который… которого…
— Больше нет?
— Точно. Он сказал, что у меня имеются задатки. Что дар. Слабый, но есть. И что нужно его раскрыть. Сперва сам пробовал. Но не выходило. Я старался.
— Теперь понятно, — старик склонил голову.
— Да что тебе может быть понятно!
— До недавнего времени господин барон был одинаков ко всем своим сыновьям. И ходили упорные слухи, что его благосклонность к Дагомару выше, нежели к вам. Но это лишь слухи.
— Ублюдок!
— Законность рождения вашего брата не вызывает сомнений. Да и ваш отец признал его.
Мальчишка глянул исподлобья.
— Мама сказала, что он поклялся оставить фьеф мне! Когда женился на ней!
— Все верно, — старик сел, растопырив колени, и положил на них руки. — Однако вашему отцу принадлежат весьма обширные земли, из которых можно выделить наследуемый малый фьеф.
Джеррайя засопел.
— Почему?!
— К сожалению, мысли господина барона мне неведомы, — старик пошевелил губой. — Полагаю дело в вас, господин. И в вашем брате. В братьях. Никто из них в полной мере не унаследовал ни силы, ни умения барона, ни его стремления стать хорошим властителем.
— Это как?
— Так, как вам говорили наставники. Заботиться о фьефе и людях, что проживают на нем. Быть защитником и опорой. Судьей и вершителем закона.
Мальчишка скривился.
— Ваш брат проявил куда большее старание в постижении наук, тогда как вы, несомненно, превосходите его в силе.
— Он засранец.
— Возможно, — не стал спорить старик. — А вы весьма самолюбивы и склонны к пустым развлечениям. Вашего отца огорчало и ваше поведение, и компания, которую вы собрали. Равно как и ваше стремление проводить время праздно.
— Я, между прочим, баронет! Мне положено!
— Вам положено знать, сколько зерна в ваших хранилищах, сколько коней на конюшнях, сколько железа свозится в кузницу, и сколько доспеха создается из него. Сколько налогов собирают с земель в том или ином виде, и какую часть их надлежит передать Совету. И это лишь малая часть из того, что вам положено, — голос старика был сух и строг.