Возможно, все не так уж и плохо? Вино, во всяком случае, у них вполне приличное. Да и, как выяснилось чуть позже, не только вино.
Подали поросят.
Куропаток, томленых в меду. Оленину с травами. И пареные яблоки в каком-то остром соусе, после которого дико захотелось пить.
Свинина с диким чесноком.
Пироги с голубятиной. Неспешная беседа. И ощущение легкости, которое появилось после второго бокала вина. Внимательный взгляд барона. И не менее внимательный — Дага, наблюдавшего не столько за гостем, сколько за отцом.
Собственный язык заплетается.
Пускай.
Ему вновь наливают. Кубки здесь иные, серебряные, такие сложно поднимать, особенно слабому магу. Маги ведь совсем не воины, вы знаете? Винценцо учили сражаться, но воина из него так и не вышло. А вот маг он вполне приличный.
И показать может.
Вот например так. И из серебряного блюда вырывается огненный столп. И Вин смеется. Хозяева, правда, не очень веселы. Но огонь распадается на искры, а искры превращаются в бабочек, которые порхают, порхают, и от порхания этого гудит.
В голове.
Гудение надо запить? Конечно! Вино ведь отменное. Только Винченцо, кажется, несколько утомился. Нет, спать не хочется, а вот прилечь. Дороги у вас дрянные.
Кажется, он говорил что-то еще, о дорогах и в целом жизни, которая, если не вовсе дерьмо, то очень даже похожа. Его слушали.
Сочувствовали.
Вели, заботливо поддерживая под руки. И доведя до кровати, любезно помогли в нее упасть. Сверху Винченцо накрыло пуховое одеяло. Он дернулся было, но тут же затих.
— Отрубился?
— Тише ты.
— Может, раздеть его надо? — в голосе звучало сомнение.
— Обойдется. Завтра скажи, пусть похмелиться поднесут.
В душе назревало разочарование. Вот так просто? Нет, допустим, в вино подмешали кое-какие травы, причем отнюдь не случайные. Но все равно.
Обидно.
За кого его принимают?
— Спит? — одеяло приподняли, и Вин не отказал себе в удовольствии срыгнуть.
— Не проблюется? — в голосе барона сквозило вполне искреннее беспокойство. Правда, Винченцо подозревал, что беспокоится он отнюдь не о госте.
— Не должен. Поставим кого приглядывать.
Сынок и, надо полагать, наследник.
Надо же, такой молодой, а уже сволочь. Вин стиснул зубы, ибо желудок болезненно сжался, явно не желая хранить в себе отраву.
— Само собой. Успеешь до утра?
— А чего там успевать? — хмыкнул пацан, и Вин сглотнул вязкую слюну.
— Твой брат…
— Плевать хотел на вашу просьбу, отец. Вы ведь умоляли его не задерживаться.
Винченцо подумал, что барон — не тот человек, который будет кого-то умолять.
— И где он? Сколь ни печально, но я понял, что вы были правы. Интересы баронства для моего брата почти ничего не значат. Сам виноват, что упустил свой шанс.
Комок тошноты подобрался к горлу, и Винченцо все-таки позволил ему вырваться.
— Твою ж…
Кажется, попало кому-то на сапоги.
Или не только.
— Маг, а та же свинья, — раздраженно произнес мальчишка. Хотя не такой и мальчишка. Винченцо вдруг понял, что он куда старше, чем кажется.
Сколько ему на самом деле?
Да и в мире людей взрослеют рано.
— Он не очнется?
— Не должен. Поставь на всякий случай кувшин с вином.
Все-таки не зря не хотелось сюда ехать. Ульграх дождался, пока пара выйдет. Он сопел, старательно, пьяновато причмокивая.
Дверь закрылась.
И открылась, впуская человека, который склонился над кроватью.
— Господин, — позвал он осторожно и потряс Винченцо за плечо.
Хорошо.
Маг вскинул руку, вцепившись в горло, и легонько сдавил. Человек только застонал и опустился на кровать.
Вот так.
Теперь подняться. Сунуть пальцы в горло, избавляясь от останков выпитого.
Вытереть рот.
Воды бы, но воды рядом не было, а вино пить Винченцо не рискнул. Он огляделся и хмыкнул, обнаружив в комнате свои же сундуки.
Просто великолепно.
Корень иржевника, сунутый за щеку, показался неимоверно горьким. Но Винченцо выдержал. Горечь вскоре отступила, сменившись столь же приторной, почти невыносимой сладостью. Но желудок успокоился, а в голове прояснилось.
Вот ведь.
Нехорошие люди.
Винченцо вернулся к кровати и, набросив на тело покрывало, задумался. Оставить так? Слишком опасно. Человек было приоткрыл глаза, но сонное заклятье вернуло его в забытье. Убивать никого не хотелось.
Точнее хотелось, но не этого конкретного смерда.
Винченцо проколол палец булавкой и мазнул спящего по лбу. Кровавая полоса расползлась и впиталась в кожу. Черты лица поплыли, преображая человека.
Хорошо.
Просто отлично.
Теперь переодеться, благо, одежду искать не пришлось. Да и та, нужная, неприметная и темная, давно уже ждала своего часа.
За дверью было сумрачно. Встрепенулась собака, прикорнувшая у стены, и заснула, повинуясь жесту Винченцо.
Так-то лучше.
Глава 30
На островке пришлось остаться. Рана, конечно, зарастала и куда быстрее, чем Миха ожидал, но все равно мальчишка не выглядел настолько здоровым, чтобы выдержать дневной переход.
Он сделался молчалив.
Сосредоточен.
И в светлой голове его явно зрели мысли, но Миха понятия не имел, каковы они и какое именно ему в этих мыслях отведено место. Подозревал, что матерное.
Пускай.
Он уходил утром, чтобы найти еды. Большей частью попадались змеи да жабы. Однажды Миха наткнулся на полуобглоданную лосиную тушу, вокруг которой явно пахло волками. Но днем стая отошла, а мяса на туше осталось еще изрядно. Правда, на жаре оно стало пованивать, привлекая полчища мух, но Миха выбрал куски поцелее.
Выбирать не приходилось.
Старик, убедившись, что в ближайшее время жизни подопечного ничто не угрожает, окончательно осмелел. На трясину он не совался, но тоже уходил с острова, возвращаясь с иной добычей.
Ягоды.
Листья.
Какие-то корешки, которые обладали довольно мерзким вкусом, однако голод утоляли.
Ица предпочитал отсиживаться в пещере, покидая её лишь тогда, когда возвращался Миха. Он держался рядом, напрочь игнорируя, что старика, что сына барона. В общем, жизнь потихоньку налаживалась. Дикарь и тот согласился, что все не так и плохо и вообще, даже от людей польза имеется.
— Когда уже пойдем? — первым не выдержал барончик. Он обнюхал палочку с лосятиной, которая на костре зарумянилась и пахла просто-таки волшебно. А этот вон скривился.
— Когда вы будете в достаточной мере здоровы, чтобы выдержать переход, — старик ел аккуратно, тщательно разжевывая каждый кусок и не слишком обращая внимание на мелкий мусор, который лип к мясу.
— Я здоров.
— Сомневаюсь. В вас вновь говорит упрямство.
Джер сжал кулаки и повторил.
— Я здоров. Дойду.
— Дойдете. Вопрос в том, как далеко? И надолго ли хватит этого здоровья?
Старик закусил мясо листочком мяты.
— Война научила меня терпению.
Джер повернулся в сторону и высказался, что он думает и о войне, и об этакой учебе. Миха привычно отвесил затрещину: старших уважать надо.
И вообще.
— Ваша рана выглядит затянувшейся, но это лишь видимость. Амулет ускорил процессы, но вместе с тем он забрал ваши жизненные силы. Вам нужен отдых.
— Я отдохнул!
— И покой.
— Этак вообще упокоиться недолго!
Миха не вмешивался, лишь сунул веточку с мясом в руку Ицы, который по-прежнему держался за спиной.
— Именно. Этим все и закончится, если будете спешить.
— Ты же сам говорил, что Дир воспользуется случаем!
— Вне всяких сомнений, — старик кивнул.
— Он сочинит очередную ложь.
— Ложь можно опровергнуть.
— И потребует у отца признать его старшим.
— Он многое может требовать.
— Но отец… он ведь может… может… признать его старшим! — Джеррайя все-таки взялся за мясо.
— А потом передумать. Более того, полагаю, ваше возвращение многое изменит. Очень многое, — вот улыбка у старика была такой, что Миху передернуло. — Однако лишь в случае, если вы вернетесь живым.