— Лежи тихо, если не хочешь умереть. Скажи, сколько раз ты беременела?
— Что?!
Кажется, не такого ответа ожидали.
— Беременела. Сколько раз?
— Я?
— Не я же! Хорошо, может, они тут совсем дикие. Сколько раз сбивался твой лунный цикл? А вздумаешь орать, я остановлю твое сердце. Вот так.
По тому, как женщина дернулась, Винченцо понял, что ей наглядно продемонстрировали некоторые возможности целителей.
— Но ты ведь не будешь орать?
Женщина замотала головой.
— И бегать не станешь?
Она снова замотала, и уродливый рогатый чепец её съехал на бок. Из-под него выбились волосы, которые Миара тотчас дернула.
— Вот плакать тоже не надо. Не люблю. Так сколько?
— Д-двенадцать, — выдавила женщина. — М-могу я сесть?
— А? Да, конечно. Извини. Просто не люблю, когда меня опоить пытаются, — Миара слезла и осмотрелась. — А тапочки у вас тут имеются? Полы холодные.
— Д-да, госпожа, — женщина встала на карачки. — П-под кроватью. Если п-позвать п-прислугу…
— Не надо никого звать. Скажи, а ты к целителям обращалась?
— Д-да. К м-магу. Н-нашему. Он б-был тут один.
— И только к нему?
— Муж сказал, что боги не дали нам детей.
— Твой муж идиот, а магу, небось, неплохо заплатили, — Миара поднесла волосы к самому носу. — Ты только посмотри! На, Вин.
Винченцо спорить не стал. Волосы и вправду были рыхлые и хрупкие, что совершенно точно не нормально.
— Тебя травили. И травят. Довольно давно, — Миара вытащила меховые тапочки и надела на ноги. Огляделась, стащила с кровати меховое покрывало, в которое и закуталась. — Отсюда и твои выкидыши. Чудо, что ты вообще смогла хоть кого-то родить.
— Это… это она! — женщина побелела, как полотно, а потом на щеках её вспыхнули алые пятна. — Дрянь! Тварь…
Она поползла ко второй.
— Погоди, — Миара щелчком пальцев заставила замереть. — Не стоит так сразу убивать своих врагов.
Сказала она наставительно.
— Никогда не знаешь, что еще у них в голове. А поэтому ты мне расскажешь сейчас, что вы хотели сделать. А потом мы с тобой вместе подумаем, как нам быть. Хорошо?
— Хр… — женщина захрипела.
— Я сейчас верну тебе твое тело, а ты пообещаешь вести себя осмотрительней. Она мне нужна.
— Это… — женщина схватилась за горло. — Эльса… она придумала. Она меня всегда ненавидела. За то, что Вильгельм женился на мне.
— Но и на ней тоже?
— На мне первой. Она была с ним. Всегда. Я позволила оставить. Я… никогда не отличалась красотой. Я знала это. Но род богат. Многие просили моей руки. Я могла выбрать. Вильгельм показался порядочным.
Миара слушала внимательно.
— Он уважал меня. Не любил. Но уважал. Спрашивал совета. Помощи. Мужчины редко просят помощи, — она все-таки села, потянулась к рогатому чепцу, который и сняла.
Голова её сразу сделалась маленькой, уродливой. Её покрывали редкие короткие волосы, что пробивались сквозь золотую сетку.
— Бригитта, — сказала женщина. — Меня зовут Бригитта. Из рода… не важно уже. Я родила сына. Исполнила долг. И когда Вильгельм попросил разрешения привести эту дрянь в наш дом, я подумала, что почему бы и нет? Лучше уж она, чем кто-то из благороднорожденных. Я приняла её, как сестру.
— А она тебя отравила. Не переживай. С сестрами такое тоже случается.
— У нее сын. Старше Джеррайи. Двое старше, но второй тихий мальчик. Книгочей.
Миара почему-то посмотрела на Винченцо.
Что не так?
Полог он держит, и за коридором приглядывает, выставил сети сторожевого заклятья. Но пока коридор пуст, что само по себе подозрительно.
— И наследовать не может.
— Почему?
— Повитуха уронила. И теперь он кривой на один бок. Эльса хотела бы, чтобы он умер и не позорил её. Он ненамного старше Джеррайи. И как-то получилось, что… они не дружат. Но Улаф старается помочь. Хороший мальчик, — она повторила это, будто себя уговаривая. — А старший другой. Всегда злился, что наследовать будет мой сын. И она. Тоже злилась.
— А мы тут при чем? — поинтересовалась Миара, покачивая ножкой.
— Вчера меня призвал к себе супруг, — женщина попыталась пригладить остатки волос. И голос её задрожал. — Он отдалился. Словно другим стал.
Миара чуть нахмурилась.
— С зимы еще будто вовсе меня не замечает. А тут призвал. Она была там. Постоянно или она, или сын её. Сказал, что гости едут. Надо встретить. И сделать так, как скажет Эльса. Слушаться её. Во всем.
Бригитта всхлипнула.
— Сказал, что, если сделаю что-то не так, он… он отошлет меня. Что давно собирался, но медлил. А я… я должна доказать, что желаю служить ему. Как раньше.
— Ясно, — Миара потерла лоб. — Значит, говоришь, стал другим? И с чего бы это. Ты не знаешь, братец? Нет? Зато я знаю, у кого спросить. Свяжи ей руки. Пожалуйста.
Сестра порой бывала очень вежливой.
— Тихо, — Винченцо повернулся к двери. — Кто-то идет!
Глава 31
Маску Ирграм узнал.
И содрогнулся.
Та, прежняя, которую ему вручили в числе многих иных потенциально полезных предметов, казалась обыкновенной. Может, весьма искусно исполненной, но и только. И глаза у нее были закрыты. Эта же смотрела глазами Императора.
— Встань, маг, — голос звучал глухо и устало.
Золотые черты обрели подвижность.
Это неправильно!
В корне неправильно! Золото не способно оживать, но нынешнее определенно было таковым.
— Подойди, — Император поднял руку. — Твой страх сладок. Твое сердце бьется быстро. Твои опасения не лишены оснований, но я помню. И гнев Благословенного не коснется ни тебя, ни твоих людей.
Пожалуй, стоило порадоваться. Только не получалось.
— Благодарю.
Ирграм подавил желание задать вопрос, как и другое — вновь упасть ниц, уткнуться лицом в пол, лишь бы не видеть этого золотого лица.
— Но мне нужна будет помощь. Твоя.
Губы шевелились.
И тяжелые золотые веки время от времени опускались, скрывая жизнь в глазах, и тогда начинало казаться, что человек в белых одеждах вовсе не живой.
— Буду счастлив, — выдавил Ирграм.
— Хорошо. Иди. Верховный объяснит. Я устал.
Леопард, обычно лежавший у ног, поднялся, ткнулся лбом в руку, и та раскрылась. Широкий язык зверя скользнул по ладони.
Раздалось утробное урчание.
Ирграм отступил. Он пятился, думая лишь о том, что это неправильно, нехорошо, что золотые маски не должны оживать, а если и оживают, то как знать, на что еще они способны? И кажется, страх его был столь велик, что он произнес последнюю мысль вслух. Во всяком случае, Верховный ответил:
— Многое. Весьма многое, — он коснулся шелковой перчатки, что появилась на руке. — Но надобно спешить. Иначе он разгневается.
— Император?
— И император тоже, — Верховный шел быстро, как-то суетливо даже, и эта суетливость прежде ему была совершенно несвойственна. Ирграм постарался не отставать.
Вот коридор.
И стража.
Стражи сегодня как-то слишком много. А вот люди встречаются редко и большей частью слуги да рабы. В этом вновь же видится недоброе.
Что-то происходило. Определенно. А Ирграм не знал, что.
И главное, происходило не только здесь. Последние письма из дома, принесенные ослабевшим големом, тоже внушали тревогу.
Но вот коридор вывел к лестнице, а она — в узкий дворик, где уже стояли носилки. Верховный первым забрался, чтобы улечься на подушках.
— Куда мы направляемся? — осторожно поинтересовался Ирграм.
— В храм. Иногда проще объяснить что-то, показав.
Верховный стянул перчатку и пошевелил пальцами.
Золотыми, мать его, пальцами! И это не было краской. Походило, да, но не было! Верховный протянул руку, позволяя прикоснуться.
Металл.
Холодный. Скользкий. Но меж тем живой. А это… это невозможно! Невероятно!
— Я уже говорил о том, что давным-давно на заре времен человек заключил договор с Солнцем, — Верховный глядел на пальцы задумчиво. — И о том, что обрел силу. И о том, что пользовался силой этой во благо мешеков, храня их от бед.