Крови становилось больше. И выглядела она яркой, нарядной.
— Он умер? — раздался детский голосок. — Совсем?
И девочка поднялась с кресла. Она спускалась по ступеням осторожно, обеими руками вцепившись в шкуру леопарда. А спустившись, остановилась над телом.
— Он был плохим? — спросила она, глядя на Императора. И золотая маска задумчиво ответила:
— Не знаю.
— Он был нужен? — девочка наклонилась и коснулась грязного плеча.
— Пожалуй. Он ответил еще не на все вопросы.
— Тогда пусть живет дальше, — тонкий палец скользнул, выводя на коже символ, которого она, это дитя, не могла знать. Её глаза были прикрыты, на губах застыла улыбка, мечтательная и даже слегка задумчивая. Но вот тело дрогнуло.
А кровь побежала.
Обратно.
Верховный подумал, что, верно, все-таки сошел с ума, только непонятно, когда именно. Или же зелья магов на него так влияют. Кровь, получившая свободу, не может вернуться в жилы. А она вернулась. Вся, до капли. И Тлалок перевернулся. В груди его зияла рана. И девочка, наклонившись, вытащила сердце из руки и запихнула в дыру.
— Он больше не будет, — сказала она, вытирая руки о шерсть леопарда, который теперь сидел тихо. — И они тоже. Оставь их живыми.
— Они собирались убить тебя, — Император осторожно коснулся волос.
А Ицтли, горделивый Ицтли, который Императору кланялся нехотя, упал на колени, чтобы растянуться на полу.
— Подательница жизни… — шепот его подхватили, понесли.
— Они просто были глупыми, — девочка взяла Императора за руку и с трудом подавила зевок. — Они больше не станут.
— Что ж, тогда оставь их себе.
— Хорошо, — она потерла глаза. — Я устала. Я так устала… у нее вышло бы легче.
Последние слова она произнесла очень тихо, но и они не остались неуслышанными.
[1] Поэзия науа.
Глава 37
Старик пришел в себя ближе к вечеру. Он просто открыл глаза и сел.
— Живой? — поинтересовался Миха.
— Я был неправ. Времени почти не осталось, — Такхвар закашлялся и выплюнул темный сгусток. — Идти. Надо. Спешить.
— Куда?
— Туда. Слушай, — костлявые пальцы впились в запястье. — Мой брат связался с магами и умрет. Я чувствую. Кровь де Варренов…
— Бредишь?
— Слушай, — старик мотнул головой. — Кровь де Варренов должна остаться. На этих землях. Договор. Залог.
Барончик, до того сидевший в стороне с видом пренезависимым, насторожился и подобрался поближе.
— Мне тоже недолго осталось. Сперва я уйду. Скоро, — он вновь вытер рот. А из носа потекла кровь. Да и следовало признать, что выглядел старик на редкость погано. Этак и вправду до утра не дотянет.
Плохо.
Очень плохо.
Миха в местных реалиях не ориентируется совершенно. На барончика тоже надежды мало.
— Его прокляли. Или отравили. Или еще что-то…
— Даг!
— Не знаю. Может, и он. Нетерпеливый. Я ему говорил, что дурная кровь. Эльса своего отца убила, когда тот… не важно. Дурная. А он не верил. Мужчины глупеют от любви. Опасное чувство.
Старик закрыл глаза, явно пытаясь сосредоточиться.
— Пока проклятье ест меня. Но сожрет и к нему вернется. Вам надо спешить.
Вдох.
И выдох. Его ребра распирают кожу. Шрамы на ней выделяются особенно ярко. И смотреть на это все неприятно.
— Вернуться. Успеть. Не дать ему… Совет… — он вновь стал заваливаться на бок, но удержался. И Миха удержал. Сунул в руку комок пропитанного водой мха. Такхвар пил. Жадно. И каждый глоток вызывал судорогу. — Клятва.
Он снова заговорил, хотя речь стала неразборчивой.
— Защити его, Дикарь. И боги воздадут сторицей.
Вот на что-что, а на милость богов Миха точно не стал бы надеяться.
— Возьми. В ученики. Толковый. Только розог не жалей. И помоги. Станет бароном — отблагодарит.
Джер пробурчал в сторону что-то, явно не благодарность.
— В замке… в подвале… то, ради чего… брат моего брата действительно был… не знаю, что он принес. Ларец. Небольшой. Мор… болезнь… если маги вернутся, то и мор с ними. Из-за них… тот, кто был с ним… открыл. Выпустил мор. И де Варрен… сокровище.
Он все-таки упал.
И забился в конвульсиях, чтобы спустя пару мгновений вытянуться на мхах. Рот старика оставался открытым, глаза закатились и из горла вырывалось сиплое дыхание.
— Мы должны идти! — вскочил Джер и Миху дернул.
— Куда?
— Домой!
— А знаешь, где это?
— На север! Он же сказал, если идти на север, то выберемся! Ну же, вставай!
— Ночь, — Миха указал на почерневшее небо, на россыпи звезд и половинку луны. Этой половинки явно не хватит, чтобы пробраться по болотам.
— Но… но мы должны! Не хочешь, я сам! Я пойду, я…
Затрещина опрокинула мальчишку на землю, но, перевернувшись, он вскочил.
— Ты меня не остановишь! — Джер вытер нос. — Даже если свяжешь, я…
Подножка и он снова полетел, чтобы вскочить и броситься на Миху с кулаками. Его лицо побелело, глаза же налились кровью.
Легкий тычок.
И снова поднимается. Сипит от боли, но встает, чтобы опять упать. И подняться. Раз за разом. Упрямый. И это упрямство не то, чтобы уважение внушало, скорее где-то там, глубоко внутри, Миха его понимал.
— Успокойся, — ему надоело и он просто прижал барончика к земле. Тот задергался под рукой, пытаясь выбраться, но бесполезно. И осознав эту бесполезность, Джер затих. Он сипел, сопел и, кажется, всхлипывал.
И Миха повторил чуть мягче:
— Если ты сгинешь в трясине, легче никому не станет.
— Пускай!
— А вот твой брат обрадуется. Он и так рад. Он ведь думает, что ты умер.
— Это ненадолго, — старик вновь очнулся и скрежещущий голос его разорвал ночь. — Он не утерпит. Примерит корону. А когда та не примет…
Смешок его перешел в кашель.
— Корону? — уточнил Миха, перехватив мальчишку за шею. Давить перестал, но и отпустить не отпустил, потому как мало ли что барончику в голову взбредет.
— Баронскую. Ты совсем дикий! — просипел Джер. — Отпусти.
— Чтоб ты сбежал.
— Не буду я сбегать. Слово… слово чести.
Миха руку разжал, как-то вдруг разом поверив, что это слово и вправду многое значит. Для мальчишки так точно.
— С-спасибо, — тот сел, потирая шею. — Ты меня едва не убил!
— И не собирался, — старик лежал на боку, подтянув ноги к груди. — Если бы хотел, он бы давно уже. Шею такому засранцу свернуть недолго.
На засранца Джер обиделся.
— С-спасибо, — Такхвар не пытался сесть.
— Корона, — напомнил Миха.
— Когда… когда земли создавали… делили… каждый барон… маги… Древние. Сотворили. Регалии. На кровь. Право наследство. Баронская корона и яблоко. Символы. Когда… рождается наследник. Отец… посвящает его… ему… кровь. Корона помнит. И пока жив наследник, не примет другого.
— Значит, я все-таки наследник, — с удовлетворением в голосе произнес Джер.
— Когда родился Даг, твой отец не был бароном. Просто рыцарь. Наемник. Потом… вернулся. Земли разорены. Нечего наследовать. И замок проклят. Реликвии в нем. Сперва очистить. Все. Договор. С твоей матушкой. С её родом. Ты родился. И обряд провели, когда тебе исполнился год и стало ясно, что ты все-таки выживешь.
— Воды? — предложил Миха. Он понятия не имел, как поддерживают умирающих.
— Нет. Пока могу. Скоро опять. Плохо. Эльса злилась. И говорила. Мой брат её слушал. И корона знает кровь твоего брата. Всех твоих братьев. Так делают. Часто. Но корона помнит порядок. Сложный… артефакт. Маги сволочи, но дело знают. Особенно те, прежние. Они умели обращаться с вещами Древних.
— А как она поймет, что он жив? — уточнил Миха.
— Не знаю. Маги… никому не говорят. Да и… старые… регалии. Давно делали. Нынешние… многого не умеют. Не признаются, но не умеют. Тот маг. С которым договор. Он предлагал продать. Сделать копию. Говорил, что де Варрены не первые, но мой брат отказался.
— И корона та самая, настоящая?