Слеза неба.
Живая слеза неба. Драгоценность, которую ему просто… отдали? Истратили на ничтожного? Пусть даже и был он нужен, но не настолько же?
— И еще. Все свитки говорят об одном. Те, кто единожды испробовал крови, не способны далее жить без нее. А порой и вовсе впадают в безумие. Надеюсь, с вами сего не случится.
Ирграм постарается.
Он никогда еще не чувствовал себя настолько благоразумным.
Стоило отъехать от замка, и дышать разом стало легче. Барабаны в голове и те смолкли, что было совсем уж хорошо. А игла, сделав поворот в вязкой воде, замерла, указывая куда-то на север.
— Знаю, — сказал Арвис, который на мага поглядывал с немалым подозрением, да и вовсе показывал, что вынужден мириться с его присутствием, но на самом деле это присутствие вовсе излишне. — Есть в тех местах деревенька. К утру доберемся.
Не обманул.
Шли и ночью, благо, дорога к этой самой деревеньке тоже имелась. Как дорога. Широкая тропа, пролегшая через куцый лесок, по краю болота и дальше, сквозь луга. Лошади то переходили на рысь, то снова на шаг. И мерное движение убаюкивало. Винченцо даже позволил себе погрузиться в полузабытье, из которого выпадал лишь затем, чтобы свериться с иглой.
Та, если и отклонялась от избранного направления, то ненамного.
А ближе к рассвету, когда над болотами поднялся туман, игла совершила оборот и замерла. От тумана фонило силой, и ощутил это не только Винченцо. Первыми забеспокоились лошади. Заплясали. И массивный жеребец Арвиса попятился, явно не желая иметь с туманом ничего общего. Где-то там, в молочной взвеси, раздались печальные волчьи голоса, и Винченцо убрал ставший бесполезным маяк в седельную сумку.
Он сосредоточился, пытаясь понять, сколь опасна эта, разлитая по-над травами, сила. Однако враждебности не ощутил. Скорее уж сила просто была.
Существовала.
И даже не сама, скорее уж эхо её, растворенное в тумане, принесенное им, дабы окончательно развеяться под первыми лучами солнца.
Арвис скомандовал остановку. И желающих спорить не нашлось.
Лошадей не расседлывали и даже подпруги не ослабили, но свели вместе. Люди и те чувствовали неладное. Смолкли разговоры. Зато показалась честная сталь, которая вряд могла бы принести что-то помимо успокоения. Но и этого довольно.
— Туман не опасен, — произнес Винченцо, вбирая разлитую силу. Пальцы покалывало. И появилось такое хорошо знакомое желание смеяться, кружиться в танце, сделать что-то безумное. Силы было много. Куда больше, чем он мог бы поглотить.
— Может, и так, — Арвис, прищурившись, вглядывался вперед. — Но лучше погодить.
Туман густел. Он ложился тяжелыми пуховыми покровами, пробирался к ногам, укутывал и людей, и лошадей. И вскоре стал столь плотным, что ничего нельзя было разглядеть на расстоянии вытянутой руки.
Винченцо возвел защитный купол.
Отчего бы и нет? Силы пополнить легко, а вот там, в тумане, мало ли, что может скрываться? И будто отвечая на невысказанную мысль, кто-то рассмеялся. Так радостно, счастливо, что по спине побежали мурашки. Люди сдвинулись плотнее и молча, выказывая немалый опыт, взялись друг за друга.
Верно.
Так проще понять, если кто-то, обеземев, решит откликнуться на зов. А звать будут. Опасен не туман, но твари в нем.
И хныканье, разавшееся рядом, подтвердило догадку.
— Это нежить, — поспешил сказать Винченцо. — Не слушайте её.
— Да знаем, — Арвис впервые поглядел без неприязни.
— Я поставил купол. Он защитит. Если останемся внутри.
Кивок.
И молчание.
Хныканье раздается то тут, то там. Туман колыхался. Иногда в нем скользили тени, но то ли мерещились они, то ли твари уже сталкивались с людьми и предпочитали добычу попроще, но пробовать купол на прочность они не решались.
Время шло.
И туман бледнел. Сперва он сменил цвет, сделавшись желтым, будто кто-то пролил в него краску. После побледнел, выцветая.
— Солнце, — выдохнул Арвис с немалым облегчением.
Солнце.
Оно выбиралось из леса медленно, растапливая окрестную муть. И твари поспешили убраться. Те, кто жил в тумане, избегали яркого света.
— И часто у вас тут такое? — поинтересовался Винченцо, однако купол не убрал. Пусть и лошади успокоились, и люди ожили, но туман еще не откатился.
— Случается.
— Это от проклятой башни, — сказал кто-то из стражников. А кто — Винченцо не разглядел. — Она колобродит. В нонешнем году уж третьего раза как. Зачастила.
И стражники закивали, соглашаясь, что третий раз — это как-то совсем чересчур.
— Бабка сказала, что в мертвый год тоже так было. Туман, туман, а потом раз и хвороба.
— Будто она у тебя знает.
— А знает! Она ж тогда аккурат замуж вышла. В Межевичи. Тем и спаслась. А кто из родни был, так все, — стражник махнул рукой. — Уже потом господин барон ей наследство, стало быть, отдал. Ну и назад возвернулась. Вот. А про туман помнила.
Винченцо поежился.
— Хватит трепаться, — Арвис убрал клинок в ножны. — Господин барон ждет.
И разговоры смолкли.
Деревенька появилась сизым мороком. Высоким тыном, за которым проглядывались крыши домов. Одним краем своим она стояла на окрестных полях, другим подбиралась к самой реке, нависая над той старыми сараями. Их заметили. И засвистели мальчишки, упреждая об опасности.
Засуетились люди.
Заволновались.
И успокоились, разглядев баронский штандарт. Хотя суета все одно продолжилась. Винченцо прищурился. Обыкновенное поселение. Но довольно богатое. Люди не выглядели изможденными, да и пахло здесь не только навозом и человеческими испражнениями, но еще дымом, железом и хлебом.
Выходит, хозяином покойный барон был неплохим.
Жаль, что так получилось.
А навстречу отряду уже спешили.
Винченцо придержал лошадь, позволяя замковой страже пойти вперед. Опасности он вновь не чувствовал, зато понял, насколько лишним будет здесь и сейчас.
Вот мужчина в расшитой алыми нитями одежде кланяется и что-то говорит Арвису.
А тот слушает.
Задает вопрос.
Мужчина, надо полагать, местный староста, машет рукой в напревлении к деревне. А из ворот выходят новые люди.
Мальчишка в деревенской одежде, которая, правда, сидела на нем так, что становилось очевидно — привык он к другому. И еще один, смуглокожий и темноволосый. Мешек? Винченцо привстал на стременах, пытаясь разглядеть этакое диво.
Полукровка?
В любом случае, Миара будет рада.
Еще старик с худым лицом и мрачным взглядом. Но его Арвис признал. Поклонился. И старик ответил поклоном. А потом… Винченцо даже решил, будто примерещилось.
После тумана.
Да быть того не может!
Не может, и все тут. Но весело застучали в висках барабаны, конь, повинуясь всаднику, попятился, а в душе появилось острое желание оказаться где-нибудь подальше.
От деревушки.
От человека, что вперился в Винченцо взглядом. Узнал? Несомненно. Вот губы его дрогнули, растягиваясь в улыбке. А в глаза появилось что-то до боли нехорошее.
— Ну что, — это Винченцо прочел по губам. — Вот и свиделись, маг. Здравствуй, что ли?
Глава 48
Вот бывают же дни.
Ночь, которая прошла спокойно — больше никто не пытался ни убить, ни опоить, ни сожрать — настроила Миху на миролюбивый лад. Утро тоже выдалось солнечным и светлым. А еще Михе поднесли огромную крынку с теплым молоком, к которому добавили краюху мягчайшего свежеиспеченного хлеба.
И с поклоном.
Барона тоже не обидели. Отмытый, сменивший привычное рванье на чистую одежду, тот выглядел почти солидно. Хотя солидность не мешала ему уплетать хлеб за обе щеки.
И молоко пришлось к месту.
Ица тоже попробовал. И распробовал. И… в общем, воцарились мир да благодать, что само по себе уже напрягало, заставляя поневоле искать подвоха.
Ну а потом за бароном явились.