Там, в подземельях.
А теперь он не сумеет.
Он поднес руку к глазам, и пальцы дрогнули. Показалось, что еще немного и она, изуродованная золотом, вцепится ему в глотку.
Может, и вправду вцепится.
Маг явился ближе к вечеру. Он стал еще более худым и вид имел донельзя болезненный. Но Верховный чуял заключенную в этом уродливом теле силу. И сила манила. Сила представлялась почти столь же сладкой, как и кровь.
— Доброго вечера, — маг поклонился, стараясь быть почтительным. И Верховный ответил улыбкой.
— Он стал еще добрее, ибо ничто не украшает вечер так же, как добрый гость.
— Благодарю, — маг опустился на низкий стул.
— С тех пор, как дорогой наш друг покинул нас, отправившись навстречу своей госпоже, я испытываю печаль. И желаю, чтобы путь его был легок.
— Как и все мы, — маг пошевелил губами. Он явно хотел задать вопрос, однако не решался. И нервничал. Руки его, пальцы его пребывали в постоянном движении, в чем вновь же виделся признак беспокойства. Лоб прорезали морщины. Щеки чуть обвисли. А в глазах читалась усталость. — Куда на самом деле он уехал?
И прежде чем Верховный соизволил дать ответ, маг встал.
— Простите, но я должен понимать, что происходит. То я получаю письмо, в котором наш господин изволит гневаться. То сообщение, что господин скончался, а сын его более не видит смысла продолжать сотрудничество. Однако и приказа возвращаться нет!
Он взмахнул руками.
— Извините.
— Ничего.
— Я обыкновенный целитель. Не самый худший, но и не лучший. Я происхожу из тех, кого боги одарили лишь в первом поколении, но благодаря милости рода Ульграх я достиг многого. Но теперь я пребываю в растерянности!
— Чем я могу помочь?
— Ирграма велено убить. Но тот, кто приказал, не имеет права отдавать этот приказ. Тем паче, что он сам скончался.
— Случается.
— Именно. И я не сумел определить причину его смерти. А это… весьма необычно. Все здесь весьма необычно. Поймите, я не хочу ни с кем воевать! Я хочу жить. Просто жить. Заниматься любимым делом. Помогать людям. Разным людям. Я пишу труд о болезнях сердца, который, как мне представляется, будет интересен не только магам, но и обыкновенным врачевателям.
— Это весьма похвально!
— И я уж точно не способен никого убить. Я… слишком слаб и жалок для такого. Труслив. Пусть даже здесь это полагают недостатком. Не только здесь. Но такой уж я есть. И потому я хочу понять, как мне надлежит поступить в нынешней ситуации? Еще до меня доходят слухи. Престранные слухи. А Император… он превращается. В кого?
— В кого? — осторожно поинтересовался Верховный, подавшись чуть вперед.
— Не знаю, но это выглядит жутко.
Маг закрыл лицо руками.
— Наверное, я схожу с ума, если пришел со всем этим к вам. Но я и вправду… вчера исчез мой коллега. Он был магом, пусть и невеликой силы. Он вышел из своих покоев и не вернулся. Это уже третье исчезновение за последние десять дней.
Почему-то вспомнился вкус крови.
— Среди магов. Слуг… почти не осталось. И даже тот, чье тело я обнаружил, он был куплен здесь! И я сам бежал бы, если бы был шанс сбежать.
— Вы хотите покинуть нас?
— Разве это возможно? Даже если бы я и вправду хотел. Но куда мне идти? Я не уверен, что дома мне будут рады. Точнее уверен, что я там не нужен. Ульграх передумали. А я… сопутствующие потери, так это называется, — маг без сил опустился на подушки и скрестил ноги. — Пожалуй, я хочу знать, что меня ждет. И сколько еще мне осталось?
— Кто бы не хотел? — Верховный наполнил чашу теплым травяным отваром и протянул гостю. — Что еще вы можете сказать?
— Того, что уже сказал, мало?
— Нет. Достаточно.
— Чтобы умереть?
— И для этого тоже. Если вы будете говорить слишком много. Но вы явно желаете поведать больше.
Маг принял чашу.
И даже сделал глоток, сразу, не выказывая страха. Или просто отрава — вовсе не то, чего он опасался.
— Эта девочка… она пугает меня, — произнес он чуть тише и спокойней.
— Чем же?
— Не знаю. Она не сделала ничего дурного, если подумать. Она мила. Улыбчива. Играет, как положено ребенку. Хотя, конечно, там, где я рос, дети не играли с леопардами. Это как-то все-таки слегка чересчур.
Он выдавил улыбку, на которую Верховный ответил улыбкой же.
— Её почитают за живое воплощение божества.
— Так и есть.
— То есть? Простите, если вопросы мои неуместны. Да и с манерами у меня беда. И если о том говорить нельзя, то я приму. Но если можно, мне хотелось бы понять… с чем я имею дело.
— Все еще имеете?
— Каждое утро я осматриваю это дитя. Ищу болезни или иные следы проклятья, хотя теперь с уверенностью можно сказать, что оно побеждено, что ничего-то не угрожает ни жизни, ни здоровью этой девочки.
Ей дали имя.
Иолцин.
Маленькое сердце.
— И в моем присутствии нет нужды.
— Император беспокоится.
— Не знаю, — это маг произнес словно бы в сторону. — Он смотрит на нее вовсе не так, как мужчине следует смотреть на дитя. И уж тем более если та названа дочерью. Не так давно у меня спросили, в каком возрасте женщина входит в силу. В ту силу, что дает её выносить и родить дитя без вреда для себя. И… видят боги, ваши и наши, но этот вопрос, он… как бы это сказать…
— Противоестественен?
— Пожалуй. Не сам вопрос, конечно, ибо это разумно. Я еще когда писал, что нынешняя мода выдавать дочерей замуж в чересчур юном возрасте чревата проблемами, но… сам контекст. Понимаете?
— Понимаю.
— Мне ведь это лишь кажется?
И взгляд внимательный, ищущий. Правды? Успокоения? И как быть Верховному? Заверить, будто бы он, маг, не знакомый с обычаями мешеков, ошибся? Или правду?
Верховный покосился на золотую руку, что лежала на колене неподвижно и вновь была тяжела, ощущалась чужою.
На мага.
— Во времена давние, уже забытые во многом. Когда мир был воскрешен из пепла. Тогда благословенная кровь стала залогом жизни в Империи. И сохранения её ради многое делалось.
Он подбирал слова.
И маг ждал. Все-таки магам не хватает почтительности. Но именно этого будет жаль, если случится с ним беда. Он ведь когда-то помог Верховному. А Верховный привык отдавать долги.
— И тогда братья брали в жены сестер своих. Отцы — дочерей.
— П-понятно.
— Не думаю, — Верховный сделал глоток, надеясь, что травяная горечь смоет сладкий привкус крови. — Мне и самому сложно принять то, что я узнал не так давно.
Правда.
Правду говорить сложно. В горле застревает.
— Но это дитя не имеет кровной связи, — маг нахмурился. — И с точки зрения силы подобный брак будет лишен смысла. Хотя… я мало что понимаю. Если имело место… заклятье Зеркала меняет тело, это да… мне Ирграм сказал.
Он взмахнул рукой.
— Не из желания посплетничать, но чтобы я знал, на что обратить внимание.
— Пред целителем нет тайн, — Верховный склонил голову.
— Есть. Тайны всегда есть. И от целителей, и от… не важно. Если допустить, что заклятье меняет не только внешность.
— Не только.
— Вы… так уверены?
— Это дитя было рождено от знатной женщины и знатного мужчины, не связанных узами брака. И долго скрывалось, пока о нем не вспомнили. И не использовали.
Ноздри целителя дрогнули.
— Оно должно было сыграть роль и умереть, но осталось живо. И переменилось. Из того, что рассказал ваш господин…
— Ирграм не мой господин. Он старший, но не господин!
— Прошу прощения, если обидел. Я столь же плохо знаю ваши обычаи, как вы наши.
— И-извините.
— Ничего. Так вот. Суть слилась воедино. И оттого верно будет сказать, что теперь это дитя отчасти благословенной крови.
Верховный замолчал.
Задумался.
И маг тоже думал. Сидел на кроточках, уставившись в опустевшую чашу, и думал. Столь напряженно, что донельзя тянуло заглянуть в эти мысли.