Дикарь заворчал.
И Миха согласился. Целители, они сродни врачам. А тех хлебом не корми, дай кого-нибудь вскрыть. Нет уж. Он как-нибудь сам. Без целительской заботы.
— Что ж, надеюсь, вы передумаете. Позже. Когда познакомитесь со мною поближе. Поверьте, я могу быть хорошим, очень хорошим другом.
Миха не поверил.
Глава 51
Баронесса де Варрен изволила гневаться.
И Винченцо подумал, что с каждым днем сил в этой женщине становится все больше. И что возможно весьма и весьма скоро их станет достаточно, чтобы не оборачиваться на Миару, которая заняла место у окна. Она делала вид, что не замечает ни баронессы, мечущейся по комнате, ни брата, всецело увлеченная распутыванием нитей.
— Это просто невероятно! — баронесса остановилась, и белые юбки её опали. — Он возвращается и… и что?
— Что? — Миара оторвалась от ниток. — Девочка довольно милая, хотя и диковата.
— Девочка?
— Несомненно. Вы же слышала рассказ того старика.
Баронесса опустилась на кресло.
Слышала.
Сперва рассказывал сам барон. Слегка заикаясь, краснея почему-то, будто речь шла о чем-то неприличном, а не о подлом нападении. Потом и Дикарь добавил пару слов.
А уж после и названный старик, который держался, пусть и с подобающей вежливостью, но без тени покорности. Зато рассказ его радовал деталями.
И ввел Миару в задумчивость.
— Если бы ваш сын соизволил уточнить некоторые нюансы, касавшиеся его приобретения, ничего бы не случилось.
Если бы.
Баронесса вздохнула.
— И что теперь делать?
— Ничего, — Миара потянула за алую ниточку. — Завтра я осмотрю девочку.
Почему-то подумалось, что та не слишком обрадуется.
— Если окажется, что она больна…
— Это ничего не изменит, — баронесса позволила себе перебить Миару и тут же смутилась. — Прошу прощения, госпожа. Но Такхвар утверждает, что слово было подкреплено силой.
— Что тоже весьма и весьма интересно.
Миара наматывала нить на палец.
— Он ведь не маг?
— Я не ощутил ничего такого, — вынужден был признать Винченцо. — Хотя близко меня не подпустили.
— Тогда завтра мне нужно будет осмотреть и вашего сына. И… всех, пожалуй, — на губах Миары появилась предвкушающая улыбка. — В конце концов, они прошли долгий путь, как знать, не сказались ли лишения на их здоровье.
Как по мнению Винченцо и барон, оказавшийся донельзя наглым с виду мальчишкой, и дикарь, и эта девчонка из мешеков выглядели отвратительно здоровыми.
— Слово де Варренов не может быть нарушено, — баронесса обратила взор к окну. И задумалась. — Но девочка юна… весьма юна. Вряд ли она уронила первую кровь.
— Именно.
— Кроме того, если я правильно поняла, то мой мальчик не оговаривал, какой женой она станет.
— Видите, — Миара потрогала золотую иголку. — Вы начинаете мыслить рационально. В конце концов, если у него будет три или четыре жены, и одна из них окажется столь… необычна. Разве кто-то упрекнет в том барона?
— Пожалуй.
— Тем паче, что к своей невесте он относится со всем уважением. Де Варренов не упрекнут в нарушении обетов или паче того, неблагодарности.
Баронесса окончательно успокоилась.
— Спасибо, — сказала она и вряд ли за помощь в рукоделии.
— Не за что. Но девочку и вправду стоит осмотреть. Хотя бы затем, чтобы понять, сколько ей лет. Да и в принципе…
— Умыть. Причесать. Одеть должным образом. И этот ошейник… негоже, чтобы невеста де Варрен ходила в рабском ошейнике!
— Ваш сын, печать де Варренов и маг. Проблема ошейника решится быстро.
— Чудесно, — баронесса потерла руку. Кожа на них была бледной и в мелких трещинах. — Еще надо будет приставить к ней кого-то, чтобы помогал.
И приглядывал.
А если понадобится, то и помог освободить барона от неосторожно данного слова. Но вслух об этом никто не скажет. Винченцо тоже промолчит.
Пока.
— А что с этим… дикарем? У него имя есть?
— Есть, — Винченцо даже помнил его. Странность, конечно. Столько всего забывал, а вот это имя, которое и на глаза-то попалось лишь раз, в памяти застряло. — Маххара.
Случается, конечно, и не такое.
— Чудесно, — Миара воткнула иглу куда-то в центр зашитого поля. — Имя — это просто замечательно… а беспокоиться не стоит, госпожа. Сколь я понимаю, это существо и создавалось, как защитник. Чей-то защитник. Ритуал ведь не был завершен. Так?
Винченцо кивнул.
Осторожно.
А потом уже, после, когда остался наедине с сестрой, сказал:
— Не вздумай даже.
— Ты о чем? — ее невинная улыбка могла бы ввести в заблуждение человека иного, с Миарой близко незнакомого.
— Ты поняла. Я дал клятву. И дал кровью. За тебя. И за меня. Ни ты, ни я, мы не можем причинить им вред.
— А кто говорит о вреде? Поверь, чтобы я ни сделала, все пойдет на пользу, — теплая ладонь коснулась щеки, и впервые за долгое время прикосновение это вызвало лишь приступ дурноты.
Что с ним?
— Миара…
— Я услышала. И поверь, я буду осторожна. Очень и очень осторожна.
Верховный разглядывал тело женщины, что лежала на длинном камне. Женщина была молода и красива. Кожа ее отличалась особой изысканной белизной, а волосы отливали чистым золотом. И надо будет проследить, чтобы их не отрезали. С рабов станется. Ничтожные создания, ратующие лишь о собственной выгоде.
Впрочем, женщина эта не была ни знатна, ни богата.
Никто не будет беспокоиться о теле её.
Но почему-то сама мысль об обрезанных волосах вызывала раздражение.
— Она мертва уже несколько часов, — маг-целитель за два дня сделался еще тоньше суше и нервозней. Он стоял, притянув руки к груди, прижав локти к телу и походил на огромного богомола. — И смерть наступила в результате обескровливания.
На бледных руках синими нитями выделялись вены.
А из них вырастали себеряные трубки.
На левой застыла капля крови.
Маг потер ладони и положил руки на живот покойницы. Прислушался. Нахмурился.
— Странно.
Несомненно.
Весьма странно. Эта девушка — одна из многих, кого за последние дни вынесли из покоев Императора. Юных. Красивых.
Мертвых.
— Она ощущается… старой? — маг нахмурил лоб. — Сколько ей лет?
Верховный пожал плечами.
Кто знает? Нет, можно поручить жрецам, чтобы подняли записи, и тогда Верховный узнает и имя, и возраст, и многие на самом деле не слишком-то нужные ему вещи.
— Она ощущается древней старухой. Мне нужно будет вскрыть тело. Ваших богов это не оскорбит?
— Человеку крайне сложно оскорбить бога.
— Д-да. Пожалуй. Никогда не думал. Извините.
Маг провел рукой по телу. В этом не было ничего-то пошлого. Ладонь скользила, не касаясь слишком бледной кожи. И все же смотреть на это было почти невыносимо.
Верховный смотрел.
Он не отвел взгляд, когда этой кожи коснулась сталь, прочертив первую темную линию разреза. И когда тот распахнулся, выставив темные, будто обожженные внутренности. Маг работал быстро и аккуратно, умело, как человек, которому не единожды случалось проделывать нечто подобное.
Один за другим появлялись органы.
Вот печень. Крупная и вновь же черная, словно обожженная. Маг мнет её, раздвигает лопасти и хмурится. Но чем он недоволен — не понять.
Почки. Два скукоженных иссохших яблока на тонких нитях сосуда.
Сердце наоборот разбухшее и будто плесенью покрытое.
Желудок.
Кишки.
Кишки бесконечны. Маг ощупывает их осторожно, без спешки, и вновь же бормочет что-то под нос. А девушка лежит. Она по-прежнему прекрасна, если смотреть на лицо. Ниже, туда где зияла распахнутая пропасть живота, Верховный старался не смотреть.
Все это длилось.
И длилось.
И в какой-то момент Верховный утратил чувство времени. Он будто замер здесь и сейчас, на неудобном стуле, приобняв потяжелевшую золотую руку.