- Извините, у вас комната не сдается?- услышал дед вежливый мужской голос и очнулся от своих мыслей.
Спрашивал с дороги длинный худой мужчина лет тридцати.
- Комната?- отозвался дед.- Вы - из каких краев? Сибиряк?
- Из Сибири.
- Я по акценту. Москвичи - те как-то - на "а", а сибирские - глухо, на "о".
Сибиряк поддернул на плече ремень спортивной сумки, которую нес, и подошел к деду.
- Значит, отдыхающий? Как бы это... "дикарь"?- уточнил дед.
Мужчина кивнул головой и подтвердил окающим баском:
- Только что прилетел. Собирался было - до города, на автобусе, да посоветовали сначала здесь жилье поискать.
- А надолго вы?
- На неделю.
- У хозяйки сейчас узнаем про комнату,- произнес дед, подымаясь на ноги и распахивая калитку,- Милости просим,- пригласил он.
- Мать, иди-ка! К нам гости! Иди сюда, ты ведь у нас - эксперт по жилью!
2.
Старуха торопливо вышла на веранду из дома, поздоровалась, заприговаривала, обрадованная возможному квартиранту:
- У нас хорошо, уютно; тихо тут - словно дача. Не то, что в городе, в такую жару. И море близко.
- Близко?
- Два шага!- хором ответили старик со старухой.
Они провели и показали гостю хибарку - дощатый домик, где в единственной комнатке впритык помещались три железные кровати, холодильник и тумбочка. По половику у окошка бегали черные муравьи.
- Это что у вас тут мураши снуют?- недовольным голосом спросил сибиряк.
- Они не кусачие эти, не помешают. Только почуют, что здесь люди - и деру,- заговорил дед.
- Не помешают ни за что эти, они завтра уйдут, их не будет,- убежденно заговорила старуха.
Сибиряк был в раздумье. Он подвинул на окне занавеску, посмотрел на куст розы перед хибаркой, снова пошел к двери и нарочно наступил повторно ногой там, где доски на полу прогибались.
- Сколько вы берете за такое жилье?
- Так, известно - везде одинаковая цена: восемьдесят пять рублей в сутки,- ответила старуха.
Гость хотел возразить. Старик опередил его:
- У других-то за такие деньги поселят-напихают как сельдей в бочку - а вы один здесь.
- Ну, хорошо,- сказал гость,- я останусь,- и поставил свою тяжелую сумку на пружинную сетку кровати.
Познакомились. Сибиряк назвался Виктором, сообщил, что прилетел из Тюмени. Пока ему стелили постель, он с дедом вышел из хибарки курить в огород.
- Красотища здесь у вас,- выдохнув своим большим ртом облачко табачного дыма, произнес Виктор.- Это какое дерево?
- Это гранат,- охотно объяснил дед.- Тут у меня слива воткнута, черешня, груша; там - яблоня, виноград, абрикос...
- Обалдеть!
- Это ливанские кедры. Я их специально посадил, чтобы от ветров защищали,- указал старик на высокие, выше дома, деревья с изогнутыми стволами, растущие по ту сторону ограды.
- А что они какие-то...
- Что?
- Кривые.
- Я же говорю - ветры. Здесь зимой почти что - с ног валит: так дует с гор.
Горы, покрытые лесом - зеленые на солнце и серо-голубые в тени, молодые горы с остро-зазубренными, еще не обветренными краями, поднимались за городом, всего в нескольких километрах от дедова огорода.
- Все тут по-другому у вас. И земля какая-то белая, воздух мягкий, сырой. Горы. В другой мир попал, честное слово.
- Земля белая - от скалы,- сказал дед.- Здесь почти совсем земли нет: в глубину - всего-то на штык лопаты, а дальше все сплошь - скала. Не понятно, за что растительность держится. И скала эта прет и прет. Скоро нас совсем выдавит. Тут на самом деле - одна скала, больше ничего нету...- старик собирался еще долго говорить про скалу, но Виктор отвлекся: из дверей хибарки появилась Вера, Виктор, улыбаясь, спросил ее:
- Там готово? Уже не терпится к морю! Где оно у вас? Где?
Вера, стройная и высокая, с голыми плечами, в сарафане на тонких лямочках, глянула на Виктора искоса и замедлила шаг.
- Матери осталось подушку заправить в наволочку - можете заходить. Я сейчас на море пойду купаться - могу показать вам путь,- проговорила она без малейшей ответной улыбки.
Она подождала его за калиткой. От цикад звенело в ее ушах. Цикады гремели в полную мощь - это значит: не спадала жара, хотя уже близился вечер. Он вышел с банным полотенцем на шее, вместо брюк, он натянул шорты и волосатые его, тонкие ноги вызывали смех, но она не подала виду.
Всю дорогу Виктор пялился по сторонам - на одно- и двухэтажные кирпичные домики за низенькими заборами, на диковинные ему деревья: на одних среди сочной зелени виднелись плоды, другие еще красовались забавными, с пушистой бахромой, розовыми цветами. Ей хотелось расспросить его про Тюмень, он же восхищался и говорил лишь о том, что ей было неинтересно - об юге.
- Какие вы счастливые здесь! Вот повезло вам! Курорт, субтропики! Пальма! Я вижу пальму!
Вера взглядывала на него искоса и коротко отвечала. Она знала никакого особого счастья здесь нет.
Море появилось внезапно - они обогнули забор чьего-то особняка - и тут оно было. На узкой полоске пляжа лежали под солнцем люди. Берег уходил излучиной влево и вправо, образовывал огромную бухту. Вдалеке, между оконечными мысами бухты: левым, толстым и правым, тонким скользили яхты по спокойной воде. Клиновидные паруса их белели на блестящем голубом фоне моря и на фоне неба, голубом, матовом.
- Видите рекламный щит? Идите туда. Это пляж санатория, там лежаки, дно получше,- указала Вера влево по берегу.
- А вы?- спросил Виктор.
- Я тут привыкла, под ивами.
- Если можно, я с вами.
- Как хотите. Мне все равно.
Они раскинули свои полотенца под ивами, на песке, метрах в двух друг от друга. Прозрачные волны докатывали к ним почти до самых ступней. Виктор первым разделся и рванул к морю. Вера мельком глянула, как он, бледный, костлявый торопится добраться по пологому дну до глубины, где можно нырнуть.
После купанья, она давно загорала, когда он, озябший, мокрый вылез из воды и прошел, оставляя на песке большие следы, к своему полотенцу. Он замерз до того, что у него посинели губы, выступила "гусиная кожа". Вздрагивая, он растирал себя полотенцем и восторженно улыбался.
- Бр-р-р... дрожу, как пацан!.. Я не к морю прилетел, а точно в детство свое вернулся!
Он подставил себя вечернему солнцу - долгоногий и длиннорукий, стоял зажмурясь, растопыривал свои пятерни.
- Каким счастливым было у меня детство!- отогревшись, начал говорить он.- И казалось, так и будет продолжаться всегда: это раньше, до меня, существовали преступления, войны - но во мне же нет этой злобы, и в моих знакомых, этого нет: все мы очень добрые, славные люди,- значит, и жизнь у нас будет получаться такая же, хорошая, ясная. Вот теперь, из исходной точки, словно бы из детства, издалека, взглядываешь на жизнь - думаешь, как мы заплутали все, боже! Я вижу теперь, я вижу...