Джон Норман
Дикари Гора
1. Ког и Сардак. Переговоры в Дельте
— Сколько их там? — спросил я Самоса.
— Двое, — ответил он.
— И они, в самом деле, живы? — переспросил я.
— Да, — подтвердил мой собеседник.
Во второй ан, задолго до рассвета, посланец Самоса прибыл во внутренний двор-озеро моего дома в городе каналов Порт-Каре. Это место — база множества пиратских кораблей, бич моря Тассы, это мрачный драгоценный камень в ее мерцающих зеленых водах. Дважды он ударил по створке морских ворот, тупым концом своего копья, сделанного из дерева Ка-ла-на. Он предъявил перстень с печаткой, принадлежавший Самосу из Порт-Кара, первому капитану совета капитанов. Проснуться у меня получилось быстро. Утро, в начале весны, было холодным.
— Надвигаются тиросцы? — Я спросил белокурого гиганта Турнока — бывшего крестьянина, пришедшего, чтобы разбудить меня.
— Я так не думаю, Капитан, — ответил он.
Девочка что была около меня, испуганно натянула меха по самое ее горло.
— Замечены рейдеры Коса? — спросил я.
— Вряд ли, Капитан.
Рядом со мной звякнул металл. Это дернулась цепь, прикрепленная к ошейнику моей девчонки. Под мехами она была раздета. Цепь соединяла ее широкий стальной ошейник с рабским кольцом в ногах моей постели. Тяжелая цепь.
— Значит, он пришел по делу, не касающемуся дел Порта-Кара? — поинтересовался я.
— Я думаю, что скорее всего, нет, Капитан, — отозвался Турнок. — Мне кажется, что он прибыл совсем не по делам Порта-Кара.
Он стоял у двери, и маленькая масляная лампа освещала его бородатое лицо.
— Это были спокойные времена, — пробормотал я, — пожалуй, они продлились слишком долго.
— Капитан? — переспросил он.
— Ничего, — не стал я объясняться.
— Еще так рано, — прошептала девушка рядом со мной.
— Тебе не давали разрешения говорить, — прикрикнул я ей.
— Простите меня, Господин, — пролепетала она.
Я резко сдернул тяжелые меха с моей каменной лежанки. Девушка быстро подтянула вверх свои ноги и откатилась в сторону. Сидя на краю кровати, я рассматривал ее сверху вниз. Она пыталась прикрыться от глаз Турнока, и я подтянул ее к себе.
— О-о-о, — вздохнула она.
— Вы встретитесь с ним в зале для приемов? — спросил Турнок.
— Да, — ответил я.
— О-о-о, — простонала девушка. — О-о-о!
Теперь, когда она перевернулась на спину, стало хорошо видно небольшое, красивое клеймо в верхней части ее левого бедра, чуть ниже ягодицы. Я поставил его сам, еще, когда был в Аре.
— Хозяин, я могу говорить? — спросила она.
— Да, — разрешил я.
— Но мы не одни, — сказала она. — Здесь есть посторонний!
— Тогда, молчи, — ответил я ей.
— Да, мой Господин, — простонала рабыня.
— Вы скоро туда подойдете? — спросил Турнок.
— Да, — ответил я ему. — Скоро.
Девушка со страхом смотрела на Турнока через мое плечо. Потом она прижалась ко мне, закрыла глаза, задрожала и расслабилась. Когда она вновь взглянула на Турнока, она сделала это так, как делает принужденная к покорности рабыня, сжатая в мужских руках.
— Я сообщу посланцу Самоса, что Вы подойдете с минуты на минуту, — сказал Турнок.
— Да, — подтвердил я.
Тогда он покинул комнату, поставив масляную лампу на полку около двери.
Я смотрел вниз в глаза девушки, удерживаемой в моих руках.
— Вы сделали меня рабыней, — сказала она.
— Ты и есть рабыня, — заметил я ей.
— Да, мой Господин, — согласилась она.
— Ты должна привыкнуть к своему рабству, во всех его гранях, — сказал я ей.
— Да, мой Господин, — ответила моя рабыня.
Я отстранился от нее, и сидел на мехах с краю кушетки.
— Девушка благодарна, что Хозяин прикоснулся к ней, — сказала она.
Я не отвечал. Благодарность рабыни — ничего не значит, как и сама рабыня.
— Еще так рано, — прошептала она.
— Да, — согласился я.
— И очень холодно, — сказала она.
— Да, — я вновь согласился с ней. Угли в жаровне, стоящей слева от большой каменной софы за ночь прогорели. В комнате было промозгло, от водоема внутреннего двора и каналов тянуло холодом. Стены, возведенные из крупных камней, также, быстро остывали и добавляли сырости, да и узкие окна, забранные защитными решетками, тепла не добавляли, хотя и были затянуты кожаными драпировками с пряжками. Мои ступни чувствовали влагу на плитах пола. Я не давал рабыне разрешения, залезать ко мне под одеяло, и она не была столь смела или глупа, чтобы попросить на это разрешение. Но я был снисходителен к ней этой ночью. Я не собирался оставлять ее голой на каменном полу, в ногах моей постели, под тонкой простыней, где из комфорта была только тяжелая стальная цепь.