— Да.
— Я не хочу идти в загон этих людей. Они безумцы, они все сумасшедшие.
— Но, Ты же просила их взять тебя с собой в загон, — напомнил я, — чтобы брать уроки их Учения.
— Я не хочу умирать, — всхлипнула она. — Я не хочу быть оставленной на смерть в степи.
— Тогда, тебе лучше всего начинать истово верить их Учению. Скорее всего, они не останутся спокойными, будучи обманутыми в этом отношении.
— Я не хочу жить их лицемерной жизнью.
— Уверен, что многие именно так и живут в загонах Ваниямпи.
— Неужели, я должна пытаться верить их нелепостям?
— Если сможешь, то это сильно облегчит твою жизнь.
— Но я же не дура.
— Безусловно, легче всего принять чуждые верования, когда они были внушены с детства. Внушение эксцентричных верований обычно наиболее успешно действует на невинных и беззащитных, даже более успешно, чем на неосведомленных и отчаявшихся.
— Я боюсь их, — вздрогнула она.
— Они будут смотреть на тебя с достоинством и уважением, как на то же самое.
— Лучше ошейник в городах, — закричала она, — лучше надругательства и продажа с общих полок, лучше быть рабыней, запуганной и послушной у ног ее хозяина.
— Возможно, — я даже не стал спорить с ней.
— Я боюсь их, — повторила она.
— Почему?
— Разве Вы не поняли, как они будут смотреть на меня? Я боюсь, что они заставят меня стыдиться моего собственного тела.
— Тем не менее, помни, что Ты красива.
— Спасибо, — прошептала она.
Безусловно, опасность, о которой она говорила, существовала, и была довольно реальной. Для ценностей одних довольно трудно не быть затронутым ценностями других, тех, кто находится вокруг. Даже изумительной красоты и глубины человеческой сексуальности, бывает недостаточно, в некотором окружении, стремящемся вызвать причудливые реакции беспокойства, затруднения и позора. Среднему гореанцу такие реакции показались бы непостижимыми. Возможно, подобное окружение, могло бы просто быть признано безумным. Трагедией является то, что в такое окружение попадают дети, и впитывают окружающее их безумие.
— Вы действительно думаете, что я красива?
— Да.
— Ну тогда заберите меня с собой!
— Нет.
— Вы оставите меня с ними?
— Да.
— Почему?
— Это развлекает меня.
— Тарск! — крикнула она.
Я поднес хлыст к ее лицу.
— Ты можешь поцеловать это, или быть избита этим, — предложил я ей.
Она поцеловала гибкую, тонкую кожу хлыста.
— Еще раз, и медленно, — приказал я.
Она подчинилась, а потом взглянула на меня.
— Вы назвали меня наемницей, — вспомнила пленница.
— Я ошибся. Ты — теперь только бывшая наемница, — поправился я.
— И что я теперь?
— Думаю, Ты можешь сама догадаться, — усмехнувшись, сказал я.
— Нет! — крикнула девушка.
— Да, — заверил ее я.
Она вновь безрезультатно попыталась вырваться из ярма.
— Я — беззащитна, — простонала она.
— Да.
Она выпрямила тело, и вскинула голову.
— Если Вы заберете меня с собой, то, несомненно, я стану вашей рабыней.
— Полностью, — подтвердил я.
— Получается, что большая удача для меня, что Ваниямпи уведут меня в их лагерь. Там я буду свободна.
— Все Ваниямпи — рабы, рабы краснокожих дикарей, — объяснил я.
— Дикари живут в загонах? — спросила она.
— Обычно нет. Они обычно предоставляют Ваниямпи самим себе. Они не очень заботятся, присмотром за ними.
— Значит, с практической точки зрения, они — рабы без хозяев, — заключила она.
— Возможно.
— И значит я, тоже, буду рабыней без хозяина, — сделала она вывод.
— С практической точки зрения, насколько я знаю, большую часть времени, Ваниямпи, принадлежат всему племени, а не конкретному человеку. Таким образом, их рабство есть нечто отдаленное и обезличенное. Принадлежность общности, конечно, может затенить рабство, но не отменить его.
— Это — наилучшая ситуация для раба, быть одному без владельца, — сказал она.
— Так ли? — переспросил я. — Одинокий и ненужный раб без хозяина.
— Когда я была пленена, я боялась, что меня сделают рабыней, истинной рабыней. Я боялась, что, мне придется бежать в стойбище краснокожего хозяина, вспотевшей у взмыленного бока его кайилы, с веревкой, завязанной на моей шее, что там одетая в рабские тряпки, я буду использоваться для грязной работы и удовольствий Господина. Я боялась, что меня унизят до состояния домашнего животного. Я боялся, что бисерный ошейник будет завязан на моем горле. Я боялась, что за малейшую провинность меня подвергнут жестокому наказанию веревкам и плетьми. А главным образом я боялась остаться в вигваме наедине со своим Господином, где я, по его знаку, должна буду служить ему глубоко, смиренно и долго, исполнять все его малейшие прихоти, что он сможет пожелать, с полной внимательностью и услужливостью рабыни. Вы можете вообразить себе мой ужас от простой мысли о том, чтобы оказаться так беспомощно принадлежащей мужчине, быть такой беспомощной в его власти, и стать беспомощным объектом его господства и владычества.