Все взял белый у дикаря: взял землю, взял всякое богатство, взял свободу, взял независимость, взял довольство своей судьбой. И древнюю веру предков, которая существовала среди дикарей, белый тоже не оставил. Он смеялся над их детскими представлениями, над их святынями, над их божками. Он говорил им о своей «вере» и о своем «боге». Дикари качали головами и говорили: «Братья, вы захватили всю нашу страну. Но этого вам еще мало: вы хотите отнять у нас нашу веру и навязать нам свою. Иначе вы называете нас погибшими. Но как же нам узнать, что вы говорите правду? Ведь белые столько раз нас обманывали!».
Так отвечали дикари на проповедь белых. Они отказывались принимать «веру» европейцев, которая была для них менее понятной, чем своя. Но и в своих собственных верованиях они поколебались с тех пор, как столько бед стало валиться на них. Почему же их боги не помогают им в несчастьи? Стоит ли им после этого служить? Существуют ли они? Много таких сомнений теснится в голове выбитого из своей обычной колеи дикаря: он не в силах их разрешить и не может от них отказаться. Так белый отнял у дикаря и его душевный покой.
И от всех этих несказанных бед, которые, словно злые колдуны, насылают на него непрошенные пришельцы, дикарь приходит в большое уныние. Жизнь перестает быть для него легкой и приятной, как прежде. Он видит силу и могущество белых, чувствует постоянно их презрение к себе, теряет веру в свои силы и былую гордость своим племенем; видит неотвратимую гибель, которая грозит ему в будущем.
С невольной покорностью своей горькой участи маори на Новой Зеландии говорили про «пакегов», то-есть белых: «Их клевер убил наш папоротник, их собака — нашу собаку, их крыса. — нашу крысу: так и сами пакеги будут постепенно оттеснять и уничтожать наш народ».
От своего белого врага дикарь не видит никакого спасения. С тех нор, как белые завладели его страной и стали по-своему устраивать ее жизнь, — он чувствует себя как будто уже не дома — оторванным от родины и привычного быта. Им овладевает безысходная тоска и отчаянье. Зачем ему жить, если у него отняты все радости жизни? И вечный весельчак, не умевший долго печалиться и горевать, дикарь ищет теперь смерти как спасения.
Австралийцы, после захвата их земель белыми поселенцами, убивали своих детей, говоря: «Зачем жить нашему племени, если у нас отняты земли?». Угнетенные и разоренные испанцами, обитатели Марианских островов прибегали целыми тысячами к самоубийству. Так и порабощенные антильские островитяне умерщвляли себя по уговору целыми общинами, вдыхая пары ядовитых растений или кончая жизнь удавлением…
Не раз несчастные дикари пробовали обращаться к всесильным белым с усовещаниями. Зачем они отнимают у бедных людей землю, когда у них есть своя? Зачем уничтожают в их угодьях зверей, которыми дикари кормятся, если имеют столько всякого богатства? За что они преследуют дикарей?
Вот с какими трогательными словами обратился один вождь краснокожих к компании белых охотников за бизонами:
«Я и мои братья, — мы очень встревожились, узнав, что так много бледнолицых явилось сюда. Скажите мне, зачем вы пришли в наши земли? В своих владениях, я знаю, вы — великие вожди. Вы имеете одеяла, чай, соль, табак, ром в изобилии. У вас есть превосходные ружья, а пороху и дроби вы можете иметь, сколько вам угодно. Но одного вам не хватает, — у вас нет бизонов, и вы явились сюда за ними. Я тоже — великий вождь; но Великий Дух не равномерно наделил нас. Вас он осыпал разнообразными дарами, а мне дал только бизона! К чему же вы явились в эту страну и хотите отнять у меня то единственное добро, которое досталось мне!»
Другой раз вождь краснокожего племени паниев выступил перед президентом Соединенных Штатов с такой горячей речью в защиту своей родины и своего народа:
«Великий Дух, — говорил он, — сотворил мою кожу красною, а вашу — белою; он поселил нас на этой земле, и его желание было, чтобы мы отличались в образе жизни от белых. Он определил, чтобы белые возделывали землю и кормились от стад своего скота. А нас, краснокожих, он предназначил для того, чтобы рыскать по лесам и степям, питаться мясом диких животных и одеваться в их шкуры. Вы любите свою страну, свой народ, свой образ жизни и считаете свой народ храбрым, — я же люблю мою страну и мое племя и считаю наших воинов храбрыми. Дай же мне, отец мой, жить по-своему, дай же мне радоваться моей землей и охотиться за буйволами и другими зверями».
Но, конечно, все такие речи мало могли помочь горю дикаря. Белые выслушивали их внимательно, даже записывали их, чтобы передать у себя дома эти образцы красноречия дикарей. А затем они по-прежнему продолжали нарушать исконные права диких туземцев и всячески преследовать их.
Дикари подчас хорошо понимали, отчего белые так легко побеждают их, и откуда они черпают свое превосходство. Вот что говорил один вождь краснокожих на торжественном племенном собрании:
«Отчего так сильно увеличивается число белых? Оттого, что они умеют возделывать землю. Братья и друзья! это единственное средство к нашему спасению, ибо, вы знаете, нас становится все меньше. Будем охотиться для того, чтобы изощрять наше терпение, выносливость и ловкость, которые делают нас страшными в бою. Но будем же возделывать и землю, на которой мы родились. Заведем у себя волов, коров, свиней и лошадей. Научимся ковать железо, которое делает белых такими сильными. И тогда мы сумеем бороться с голодной нуждой, если она будет стучаться к нам».
Так наставлял собравшихся дикий краснокожий реформатор. И свою горячую речь он закончил следующими словами:
«О, отчего у меня нет орлиных крыльев! Я взвился бы на высоту наших гор, и тогда слова мои, разносимые ветром, были бы слышны всем народам, живущим под нашим солнцем… Отчего истина не может проникнуть в ваши сердца, как клинок моего боевого топора в тело моего врага? Вы погибли, храбрые краснокожие, если будете только охотниками. Сегодняшнее солнце уж не то, чем оно было вчера; вы погибли, если не заглушите голоса исконной привычки. Друзья и братья, возможно ли не внять необходимости, говорящей громовым голосом? Она говорит вам моими устами: карабин, которым вы бьете дичь, — хорош, но плуг лучше. Томагавк (боевой топор) — хорош, но рукоять с клинком (серп) лучше. Вигвам (палатка) — хорош, но дом с овином лучше!»
Такие преобразовательные затеи дикарю однако, вовсе не легко выполнить. Часто ему не под-силу отказаться от привычного образа жизни, от исстари заведенных порядков и унаследованных с прадедовской кровью привычек. Белые поселенцы слишком сильно опередили своего дикого соседа, чтобы он мог разом усвоить себе их знания, умения и все устои, которыми крепка их жизнь.
Наша пословица говорит: «сколько волка ни корми, — он все в лес смотрит». Так и дикарь: сколько он ни живет среди европейцев, все тянет его к вольной дикой жизни. Много раз случалось, что европейцы брали к себе на воспитание совсем еще маленьких дикарей. Они окружали их всяческими заботами и ласками, обучали их вместе со своими детьми, стараясь сделать так из них настоящих «европейцев». Но едва такие питомцы становились самостоятельными, как они с презрением отказывались от всех удобств благоустроенной жизни белых и возвращались к своим диким собратьям.
Один английский капитан привез как-то с собой в Англию маленького огнеземельца. Там этот необычайный гость нашел весьма радушный прием. Его окрестили и нарекли именем «Джемми Буттон». Он воспитывался на счет английского правительства и был общим любимцем в великосветском обществе Лондона. Джемми научился прекрасно говорить по-английски, любил пофрантить и с особенным удовольствием носил перчатки, крахмальное белье и ярко вычищенные сапоги. Но едва этот благовоспитанный молодой человек вернулся на свою дикую родину, как оставил все свои привычки, приобретенные у чопорных англичан, и превратился в прежнего нагого, неумытого и косматого дикаря.
Другой раз случилась такая история. Белые, живущие в Бразилии, взяли к себе на воспитание мальчика-ботокуда. Мальчик оказался очень способным. Он быстро усваивал всякое знание и окончил последовательно гимназический и университетский курсы, сдал экзамен, получил звание врача и в течение некоторого времени занимался врачебной практикой. Однако его преследовала постоянная тоска. Однажды он куда-то исчез. Оказалось, что наш доктор бежал к ботокудам, в их леса, сбросил с себя одежду и ничем уже не отличался более от остальных своих диких собратьев!..