– Очень красивая вещь, – сумела вымолвить Лия сдавленным голосом. Она коснулась пальцами камеи. – Я не знаю, что сказать…
– Ну и что? – спросил Тайлер, пожав плечами. – Я тоже часто не знаю, что сказать.
С глазами, полными слез, Лия улыбнулась мальчику и посмотрела на сцену.
Арфистка играла классическую музыку. Выступили несколько товарищей Марко, которые рассказали о его верности долгу и мужестве. Лия была поражена тем, сколько людей считали Марко героем задолго до того, как он в последний раз проявил свою храбрость.
– Хочет ли кто-нибудь сказать еще несколько слов? – спросил священник.
Лия собралась было подняться на сцену и сказать несколько хороших слов в его честь. Но она понимала, что даже если ей удастся сохранить самообладание…
Даже если ноги не откажут и донесут ее до сцены и помогут выстоять там…
Она никогда не сможет высказать то, что чувствует в отношении Марко, во всяком случае публично.
Наедине с собой изо дня в день в течение нескольких недель она читала по нему заупокойную молитву.
Но здесь так и не воспользовалась моментом и промолчала.
Снова зазвучала музыка, а потом открыли большой ящик, из которого к небу устремились десятки бабочек.
Лия тихо вздохнула, глядя на горизонт.
Она слышала, как люди, тихо переговариваясь, собрались вокруг нее, и начала подниматься с места.
Желчь подступила к горлу, и мир закружился у нее перед глазами.
Она упала на землю – наступила спасительная темнота.
– Ну как вы себя чувствуете? – спросил ее любимый телохранитель Фрэнк, когда они вошли в лифт и Фрэнк нажал кнопку шестого этажа.
– Чувствую большое облегчение от того, что все кончилось, – ответила Лия.
И это была правда.
Лия только что дала показания перед судом присяжных. После нескольких месяцев мучительного ожидания и мрачных предчувствий сама процедура свидетельства оказалась весьма прозаичной. Обвиняемых в зале не было, и Лии не пришлось, отвечая на вопросы, смотреть им в глаза. Ответы на вопросы, казалось, продолжались вечно, и Лия очень удивилась, когда позже поняла, что все заняло меньше часа.
Ей сказали, что присяжные могут подготовить и представить письменные вопросы, на которые Лия должна будет ответить к концу судебного заседания. Она приготовилась, но вопросов у суда не оказалось.
Вот она опять здесь – в отеле, который с октября стал ее вторым домом, настолько она с ним сроднилась.
Двери лифта открылись, и Лия, Фрэнк и Пит – ее второй телохранитель – быстро пересекли холл и направились к номеру. Лия с Фрэнком осталась в коридоре, а Пит осмотрел номер.
Забавно, но эта рутина стала за последние месяцы для нее привычной.
Когда настанет день и она вернется к обычной жизни…
Если такой день настанет…
То ей будет очень не хватать постоянного общества посторонних людей.
И защиты.
Гордон уже начал обсуждать с Лией различные варианты ее будущего. Часто упоминалась программа защиты свидетелей.
Лия понимала, что выбор у нее не богат.
Если, конечно, она хочет остаться в живых.
Если бы речь шла только о ее жизни, то, возможно, Лия и решилась бы положиться на случай, но…
– Все нормально, – сообщил Пит, выходя из номера.
– Спасибо. Я собираюсь немного полежать, – сказала Лия телохранителям и прикрыла за собой дверь.
Первым делом она бросилась в туалет: мочевой пузырь грозил лопнуть.
Затем скинула туфли на низком каблуке и стянула колготки, которые, как давящая повязка, стянули ее располневший живот.
Потом она кинулась на кухню и достала из холодильника контейнер с шоколадно-кремовым мороженым. Сначала она решила было переложить его в какую-нибудь тарелку, но передумала, схватила ложку и вместе с контейнером вернулась в комнату, села на стул и с наслаждением положила гудевшие от усталости ноги на королевских размеров кровать.
Правой рукой она запихивала в рот большие куски мороженого, а левой гладила себя по животу.
Глотая холодное лакомство, она не забывала разговаривать с ребенком, который рос в ее чреве. Она говорила, чтобы малыш не волновался, что скоро все это закончится и все у них будет в полном порядке.
В книге, которую она недавно купила, было написано, что плод начинает слышать только в середине второго триместра, но Лия начала разговаривать с ребенком с того дня, когда обнаружилось его существование. Так она не чувствовала себя одинокой.
Лия понимала, что скоро ей придется объявить о своей беременности. Надо будет показаться врачу. Не для того, чтобы подтвердить результат домашнего теста – она сделала его в день панихиды по Марко, а для того, чтобы произвести на свет здорового ребенка. Надо будет принимать витамины, проходить обследования и делать все остальное, что делают женщины в ее положении.
К тому же стало трудно скрывать растущий не по дням, а по часам живот. Скоро тело само скажет о ее положении, даже если она будет молчать.
Эта тайна придавала ей сил жить все последние месяцы. Сознание того, что частица Марко живет в ней не как память, а как дитя, которого она носит под сердцем, помогало ей выжить в течение бесконечных одиноких дней и ночей.
Теперь, не зная, что ждет впереди ее саму и ребенка, Лия понимала одно: ей надо быть сильной.
Она предполагала, что отдел позаботится о ней: ее и ребенка отвезут в дальний маленький городок, наверное, где-нибудь на Среднем Западе, и выдадут ей новые документы. Ребенок в течение по меньшей мере нескольких лет не будет знать, кто он на самом деле. Малышу нельзя доверять чреватую смертью тайну.
Наверное, они смогут жить нормальной жизнью, по крайней мере в некотором отношении, с оптимизмом думала Лия. Ее малыш пойдет в школу, у него появятся друзья…
Но у него никогда не будет отца.
У него не будет семьи.
Внезапно Лия наморщила лоб, ей в голову пришла смутная пока мысль.
Она уже, не в первый раз думала об этом, эта мысль жила в ней с того самого дня, когда она потеряла Марко, хотя Лия неоднократно приказывала себе забыть о ней.
От напрасных надежд бывает только лишняя боль.
Но, однако…
В ее мозгу эхом отдавались слова Марко.
«Я нашел Хавьера и Росалиту Сантьяго».
Семью ее матери.
Неужели они живут где-то недалеко?
Или он солгал ей, как лгал ей о многих других вещах, чтобы защитить свою полицейскую легенду?
Но ей очень хотелось верить, что это правда, что ее семья где-то живет и, может быть, настанет день, когда она увидит своих родных.
Тогда у ее ребенка будет настоящая семья.
– Не беспокойся, малютка, – нежно произнесла она, отставила в сторону пустую коробку от мороженого и прикрыла глаза. – Твоя мамочка все время будет заботиться о тебе, и папочка тоже – он и сейчас смотрит на нас оттуда, где он сейчас.
Лия замолчала, потом почувствовала это.
То было лишь едва заметное шевеление в ее животе – ребенок заворочался от звуков ее голоса.
Удивленная до глубины души, Лия блаженно улыбнулась. Радость переполнила все ее существо, когда она поняла – и уже не в первый раз, – что имеет полное право верить в чудеса.
Глава 16
– Лия, ты видишь, я живой.
– О Марко…
Она бросилась в его объятия и, прижавшись к нему всем телом, зарыдала от счастья.
– Я знала, что ты не мог умереть, я знала, что ты вернешься, я знала… – всхлипывая, приговаривала Лия.
– Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, Марко. У меня есть для тебя сюрприз…
В этот миг она проснулась.
На светящемся циферблате электронных часов мерцали цифры 2:13.
Лия беспокойно перевернулась на другой бок и подложила под голову еще одну плоскую гостиничную подушку.
Сердце бешено колотилось.
Сон казался таким реальным, таким настоящим…
Но то было лишь видение, оставившее после себя чувство горя и одиночества.
Лия положила руку на округлившийся живот, чтобы почувствовать своего ребенка и ощутить, что она не одинока.