По лицу моего учителя мелькнула усмешка.
— Научить секретам, чтобы ты использовал их против моего же народа? Для этого нужно больше, чем просто обещание жизни. Мой ученик должен получить полную неприкосновенность, достойное жильё, и я буду продолжать обучать его. Моё общение с ним не должно быть ограничено ни в коей степени.
Каган расхохотался.
— Теперь вижу, от кого этот юнец научился дерзости!
— У него она — врождённая, обучать ей не было необходимости, — спокойно возразил Фа Хи. — И снисхождение к его манерам — тоже условие моего согласия на рабство.
Я ошеломлённо смотрела на учителя. Обучать врагов исконному искусству его народа — и он идёт на это… ради меня? Каган махнул рукой, будто слова Фа Хи очень его развеселили.
— Не рабства, монах. Службы, которую многие почли бы за честь. Но у вас, даосов, другие понятия, я это принимаю. И рад, что ты ценишь жизнь этого юнца, и мне не придётся его убивать. Парень кажется способным и смелым, такие мне нужны. Его учителем будешь не только ты. Величайшие мастера, наставники моих сыновей и сыновей моих министров, будут и его наставниками. Он обучится верховой езде, охоте и стрельбе из лука, языкам и письму. Снимите с них цепи!
Когда повеление было исполнено, каган кивнул на меня:
— Искупайте его, переоденьте и отведите к остальным! А с тобой, монах, я хочу поговорить ещё.
Меня поволокли прочь, но я, пытаясь поймать взгляд Фа Хи, торопливо выпалила:
— Шифу! Спасибо!
— Не стоит, — прозвучал в голове его голос. — У меня есть свои причины, чтобы так поступить.
Стражники притащили меня в комнату с медной, похожей на круглый котёл ванной и там оставили. А сновавшие в комнате прислужницы налили воды, принесли чистую одежду и двинулись ко мне с явным намерением раздеть, но я вывернулась из устремившихся ко мне рук и, метнувшись к ванне, приказала:
— Не трогайте меня, я разденусь сам! Выйдите!
Прислужницы переглянулись и, видимо, решив не связываться со своенравным чужеземцем, повиновались. А я, стянув одежду, забралась в «чан». Какое же блаженство наконец оказаться в горячей воде… Но слишком долго нежиться в ванне опасно — прислужницы могут вернуться раньше, чем я оденусь. Погрузившись в воду с головой и прополоскав волосы, я выбралась из "чана", поспешно промокнула тело лоскутом ткани, очевидно, оставленным здесь в качестве полотенца, и начала натягивать свежую одежду на ещё влажное тело. Спешка оказалась не напрасной. Не усплела я собрать мокрые волосы в пучок, как на пороге появились… стражники и, грубо подхватив меня под руки, куда-то потащили. Я, как могла быстро, перебирала ногами, не решаясь спросить, куда меня так сосредоточенно волокут. Но вот очередной переход закончился, меня втолкнули в какую-то комнату и задвинули за спиной дверь. А я подняла глаза и остолбенела. На разложенных на полу подушках сидело не меньше двух десятков парней и девчонок. Перед каждым — низкий деревянный столик с широким листом бумаги, чернильницей и подставкой для кистей. Урок каллиграфии? Но учителя ещё нет. Я прочистила горло и вежливо проговорила по-китайски:
— Доброе утро! Меня зовут…
— Никого здесь не интересует твоё имя, сэму, — навстречу мне поднялся парень приблизительно моего возраста, но державшийся так, будто был лет на десять старше. Начисто выбритая голова, кроме пучка волос на макушке, одежда, украшенная богатой вышивкой, широкий пояс с золотыми заклёпками. Но я догадалась, кто передо мной, даже не из-за одежды и излишней заносчивости. Парень был как две капли воды похож на ханшу — вплоть до глаз желтоватого оттенка. И он полностью унаследовал её привлекательность — никогда ещё не видела такого красивого мальчика. Но, поймав на себе его враждебный взгляд, поняла: мы не поладим. Значит, нечего и пытаться, и я небрежно дёрнула плечами.
— Наверное, «сэму» — какое-то оскорбление? Уверен, оно бы меня задело, знай я что это. А ты — ханский сынок?
Лицо парня слегка дёрнулось, он гордо выпрямился и отчеканил:
— Я — принц Тургэн, наследник хана ханов Тендзина, потомок великого Дэлгэра…
— Ого! — перебила я. — И это всё ты один? А я — Марко, сын Никколо Поло и племянник Маттео Поло. Будем знакомы.
Одна из девочек у самой стены тихонько захихикала, прикрыв рот ладошкой, но принц только усмехнулся.
— «Сэму» означает «цветноглазый» — так мы называем чужеземцев вроде тебя, — и, обращаясь ко всем присутствующим, добавил:
— Мой отец слишком милостив, допустив это, — пренебрежительный кивок в мою сторону, — в наш круг. А я, как послушный сын, конечно, исполню его волю и позволю этому варвару дышать одним со мной воздухом…
— Варвару? — снова оборвала его я и даже подбоченилась. — Кого ты называешь варваром, косоглазый?
Возмущение переполняло — дикарь, в развитии недалеко ушедший от неандертальца, чьи соплеменники сравняли с землёй древнюю китайскую святыню и убили моего Вэя, называет варваром меня! Но, наверное, я произнесла нечто святотатственное. Устремлённые на меня раскосые глаза "свиты" принца в буквальном смысле округлились, став чуть ли не больше моих собственных. А сам принц лишился дара речи — захлопал ртом, как котик, издавая похожие звуки. Но я уже зашла слишком далеко, и отступать поздно — да и не хотелось.
— Что? — вскинула подбородок. — Побежишь жаловаться папочке, что "варвар" тебя обидел?
Сжав пальцы в кулaчки, поднесла их к глазам, делая вид, что вытираю слёзы, и заскулила:
— Ме-ме-ме… варвар сказал, что у меня косые гла… — закончить "нытьё" не успела.
Рассвирепевший принц бросился на меня, как разъярённая гадюка, зашипев ничуть не хуже пресмыкающегося. Не готовая к нападению, я не успела отскочить, и он свалил меня с ног.
Но триумф каганёнка длился недолго. На тренировках мы отрабатывали освобождение из положения лёжа много раз — я тут же отбросила его коленом. Принц навзничь повалился на пол, опрокинув столик и расплескав тушь, заменяющую в каллиграфии чернила. Зарычав, попытался встать, но я уже накинулась на него сверху. Собралась придавить локтем горло и потребовать сдаться, но чьи-то сильные руки обручем обхватили со спины и оттащили от извивающегося отпрыска хана ханов. Тот немедленно подскочил, дёрнулся было ко мне, но разнявший нас тотчас выпустил мои плечи и встал между рассвирепевшим принцем и мной:
— Довольно, Тургэн. Ты сам его спровоцировал.
Я сначала подняла глаза, чтобы рассмотреть говорившего, а потом запрокинула голову. Ненамного старше принца, он был головы на две его выше, с широченными плечами и мускулистыми ручищами — неудивительно, что оторвал меня от моей «добычи», как пушинку.
— Уйди с дороги, Шона! — процедил принц.
— Понравилось лежать на полу? — я выглянула из-за плеча «миротворца».
Принц снова попытался на меня наброситься, но Шона снова меня заслонил и коротко бросил:
— Довольно.
Лицо принца побледнело, он яростно стиснул кулаки.
— Как ты смеешь приказывать мне, сын блудницы? Немедленно отойди или…
— …принц не простит, что ты не позволил ему снова быть побеждённым чужеземцем, Шона, — насмешливый голос принадлежал широкоплечему парню с поистине отталкивающей внешностью.
Грубое скуластое лицо, взгляд — наглый, на узких губах — пренебрежительная усмешка. Рядом с ним сидела миловидная девушка с длинными заплетёнными в мелкие косички волосами, тотчас шикнувшая:
— Не вмешивайся в это, Очир!
Здоровяк на неё даже не глянул. Неторопливо поднявшись, вразвалку подошёл к нам и демонстративно уставился на принца. Тот только усмехнулся — видимо, стычки между ними были не редкостью:
— Хочешь сказать, тебя чужеземец так легко бы не одолел, Очир? Что ж, померяйся с ним силой.
— Я вам что, спортивный снаряд? — снова пискнула я из-за плеча моего «защитника». — И сила здесь ни при чём — всё дело в ловкости. А в ней ни одному из вас со мной не сравниться!
— Ты совсем не умеешь молчать, латинянин? — полуобернулся ко мне Шона.
— Ловкость? — презрительно хмыкнул принц. — Уворачиваются только трусы!
— А не уворачиваются — неудачники, привыкшие получать оплеухи! — возразила я.