Ружья и луки куда-то исчезли, и вот уже со всех сторон сверкают дружелюбные улыбки, жители тащат мешки с мукой, корзины с яйцами, связанных кур и всякую всячину; начинается оживленная торговля. Давно бы так!
Теперь, когда отношения наладились, мы решили задержаться здесь на пару дней, передохнуть и поохотиться. Я обещал Чангонго взять его с собой завтра утром на охоту за антилопами. На вопросы о слонах мы получили обычный ответ – "они дальше, в стране ва'лунда". Скорее всего, жители просто хотели поскорее спровадить нас из деревни.
Таким образом, перспективы на добычу слоновой кости оставались туманными. Было известно, что ва'лунда решительно препятствуют проникновению европейцев в их края, пользуясь всеми имеющимися средствами и не останавливаясь ни перед чем. Их селения, как правило, хорошо укреплены, а на лесных дорогах устроены завалы; повсюду расставлены ловушки, и тропы усеяны шипами. Эти шипы, хотя и не отравленные – весьма эффективное и коварное оружие. Представьте себе палочку из твердого дерева, длиной около десяти сантиметров, похожую на остро заточенный карандаш. Ее до половины втыкают в землю острым концом вверх, утрамбовывают и тщательно маскируют травой и листьями. Чаще всего их устанавливают возле пересекающих тропинку корней больших деревьев: не видя, что находится за толстым корнем, человек перешагивает через него и всей тяжестью наступает на шип. Для европейцев они неопасны – деревянное острие неспособно проткнуть подошву сапога; а вот идущий босиком носильщик, наколовшись на такой шип, получает болезненную рану и будет выведен из строя на несколько дней.
Мы услышали историю о каком-то белом – туземцы называли его Чама Кунгулу – пытавшемся не так давно проникнуть в запрещенный район. Ва'лунда убили двух его людей, и он был вынужден вернуться обратно. Впоследствии оказалось, что речь шла о Ларсене. В общем, чем больше я узнавал о ва'лунда, тем тверже становилось мое решение основательно познакомиться с их страной.
На следующее утро мы с Чангонго отправились на охоту. Берег реки постепенно понижался, переходя в заболоченную равнину, обрамленную густым лесом; это излюбленные места антилоп личи. По дороге туда нам то и дело попадались ловушки, поставленные деревенскими охотниками. Делаются они так: на лесной опушке устраивается заграждение из молодых деревьев, лиан и колючего кустарника – оно тянется на десятки метров, и в нем оставлено несколько проходов. В этих проходах на земле раскладывается петля из пальмового волокна. Рядом сгибают упругое молодое деревцо и закрепляют его в этом положении с помощью другого куска веревки, удерживаемой колышком; к верхушке деревца привязан свободный конец петли. Все устройство работает по принципу мышеловки: обходя преграду, антилопа идет в проход, задевает колышек и через мгновение повисает в воздухе. Охотнику остается только вынуть добычу из петли и снова наладить ловушку.
В период дождей мамбунда охотятся с лодок. Антилопы личи – очень чуткие животные, и к ним редко удается приблизиться на расстояние броска копья или даже полета стрелы (туземные луки бьют недалеко и используются обычно лишь для охоты на птиц). Но в дождливый сезон река разливается, и окрестные низины покрыты футовым слоем воды. Этого вполне достаточно для легких плоскодонных лодок; даже заболоченные участки оказываются легкодоступными, и антилопы, чьи движения вода только сковывает, становятся легкой добычей людей, вооруженных копьями.
В этот день мне повезло: с расстояния от полутораста до трехсот шагов я четырьмя пулями уложил трех личи. Результат неплохой и сам по себе, но для меня было важно произвести достаточно сильное впечатление на Чангонго. К сожалению, должен признаться, что впоследствии при охоте на личи и пуку мне не раз случалось промахиваться по десять раз подряд, так что успех в тот день следует признать случайным.
По словам моего чернокожего спутника, здесь водились и ситатунги. Я уже давно мечтал поохотиться на этих редких и красивых антилоп, но от попытки добраться до них скоро пришлось отказаться.Начались пловучие острова, а ходьба по ним для неопытного человека равносильна самоубийству. Такие острова образованы скоплением множества водяных растений; их корни и стебли переплетаются, образуя "костяк" острова. Постепенно все промежутки затягиваются илом, ветер наносит на них пыль, песок и семена сухопутных растений, и через пару лет над бездонным болотом возникает чудесная зеленая полянка, усеянная цветами; нередко там даже растут кусты, а иногда и молодые деревца. Но внешность обманчива, и горе путешественнику, принявшему эту зыбкую декорацию за твердую землю. Через несколько шагов ноги внезапно проваливаются в черную грязь, упругие, перепутанные стебли растений раздаются в стороны, и человек уходит под воду. Зеленый ковер смыкается над его головой, и спасение невозможно. Лишь долгая практика и особое чутье дают возможность передвигаться по пловучим островам, не рискуя жизнью.
Количество птиц на этих болотах не поддается описанию. Каких только видов пернатых здесь не было: бесчисленные дикие утки и египетские гуси плавали и ныряли меж островов; по мелководью важно вышагивали цапли и королевские журавли. Стаи пеликанов и марабу то и дело заслоняли солнце – нигде больше мне доводилось видеть их в таком количестве. Это был настоящий рай для охотников за птичьими перьями; недоставало только фламинго.
Забрав убитых антилоп, мы вернулись в лагерь.
Ночи во время сухого сезона довольно холодны, и поскольку у нас не было шерстяных одеял, мы воспользовались туземным способом сохранения тепла. Он заключается в следующем: к вечеру в лагере сооружался большой круглый шалаш конической формы, но без крыши. В центре раскладывается костер; время от времени часовой подкладывает в него топливо. Вокруг костра располагались наши походные кровати. Снаружи на стенки шалаша наваливают толстый слой свежих веток с листьями, так что теплый воздух не выходит из щелей. Этот способ – он называется музасса – оказался очень действенным, и я рекомендую его всем путешественникам, убедившимся, что и в Африке можно замерзнуть.
Когда мы собрались уходить, Чангонго долго не хотел давать проводника. Парнишка проникся к нам искренней привязанностью и со слезами на глазах объяснил, что никогда не простит себе, если поможет белым людям уйти на верную гибель в страну ва'лунда, и Леваника, конечно, строго взыщет с него за такую оплошность. Вероятно, ему очень хотелось еще разок-другой сходить на охоту в компании с европейцами, тем более, что половина добытой дичи доставалась жителям деревни. Но я прикрикнул на него, и Чангонго сдался: мы получили двух проводников.
Мы направились к селению Катетамбинги – одного из вождей племени ва'лунда. До него было около восемнадцати километров, то есть как раз дневной переход.
Дорога шла по высокому берегу Манинги. На заболоченных лугах и в прибрежном тростнике паслись многочисленные антилопы – в основном личи, и лишь изредка попадались пуку. Такая непропорциональность поначалу удивляла меня, так как обычно эти виды встречаются примерно в равных количествах. Но скоро все разъяснилось – по словам проводников, именно пуку становятся в первую очередь добычей местных охотников, поскольку они менее чутки и предпочитают болотам кустарниковые заросли и лесные опушки, где охотнику гораздо легче найти прикрытие и подобраться к животным.
Уже на подходе к деревне мы услышали глухой стук тяжелых пестов – женщины ва'лунда толкли маниоку. Значит, о нашем приближении здесь еще неизвестно. Это очень ярко показывало, что ва'лунда живут в полной изоляции от соседей – в любом другом районе Африки весть о нашем прибытии обязательно разнеслась бы за двое суток на полсотни километров вокруг.
Остановив караван, мы провели краткий военный совет. Было решено вступить в деревню с трех сторон, одновременно, по общему сигналу. Наиболее простым и естественным вариантом сигнала явился бы выстрел, но он мог быть истолкован ва'лунда как начало нападения, а мы не хотели давать им ни малейшего повода принимать нас за врагов. По предложению Вильзони, ему, как самому голосистому, поручили издать протяжный крик – услышав его, мы войдем в деревню.