Мы были смущены таким недоразумением, но тут же решили, что это даже к лучшему и усилит требуемое впечатление. Успокоив и ободрив людей, мы снабдили их небольшими подарками и отправили восвояси, велев передать Чипаве приглашение прибыть в лагерь для переговоров.
Здесь я позволю себе небольшое отступление, чтобы рассказать читателю о племени в целом.
Происхождение ва'лунда, как и большинства других африканских племен, точно не установлено. Считается, что их родина – окрестности озера Мверу. Отдельные племенные группы говорят на разных языках, отличающихся настолько сильно, что люди, формально принадлежащие к одному народу, не понимают друг друга и пользуются при общении языком баротсе или мамбунда.
В своей книге "В дебрях Баротселенда" полковник Хардинг упоминает верховного вождя ва'лунда по имени Чинти, живущего на Кабомпо. Я немало постранствовал по обеим берегам этой реки, но ни разу не слышал о таком вожде; не знают о нем и местные уроженцы. Думаю, что в ходе многократных искажений так трансформировалось имя Чипавы.
Ва'лунда постоянно враждую с окружающими племенами и друг с другом. Непрерывная война наложила на их быт отпечаток. Деревни всегда спрятаны в густых джунглях, а ведущие к ним тропы идут зигзагами. Возле каждого поворота находится замаскированное "укрепление" – несколько землянок, укрытых в чаще, откуда можно обстреливать приближающегося противника. Впрочем, эти войны – шумное, но обычно довольно безобидное препровождение времени. Происходят они следующим образом.
Один вождь посылает другому весть об объявлении войны, после чего оба собирают воинов. Две армии сходятся в условленном месте – чаще всего это равнина или большая поляна в джунглях. Находясь на безопасном расстоянии, противники разряжают друг в друга ружья, и тот, кто сумел проделать все с большим шумом и криком, оказывает победителем. Побежденные – ни один из них не получает и царапины – обращаются в бегство, а победители преследуют их по пятам, вопя как можно страшнее и сотрясая воздух новыми залпами. Ворвавшись во вражескую деревню, отважные воины хватают свою законную добычу – женщин. Как правило, никто из последних даже не пытается убежать или спрятаться. Им предстоит стать заложницами и жить в деревне победителей, пока посрамленные мужья не выкупят своих супруг. Выкуп уплачивается по-разному – ситцем, порохом, козами или чем-нибудь еще. Невыкупленных продают в рабство.
Надо сказать, что все время, пока пленные женщины находятся в чужой деревне, обращаются с ними хорошо, и специальная стража следит, чтобы они не претерпели никакой обиды. В общем, эти войны больше похожи на игру, и в каждой хижине хранится несколько свертков ситца или коленкора – именно на случай выкупа.
Внешне ва'лунда – хорошо сложенные люди среднего роста с приятными чертами лица, напоминающими масаев. Несмотря на пристрастие к европейским тканям яркой расцветки, они предпочитают не использовать их, а собирать в качестве сокровищ. Одежда мужчин, как и у баротсе – накидка их выделанных антилопьих шкур. Женщины – многие их них весьма миловидны, с довольно светлой кожей – не склонны прятать красоту и обычно довольствуются костюмом их нитки искусственного жемчуга, пару раз обернутой вокруг бедер; спереди и сзади к ней прикреплены небольшие плетенки их травы или пальмовых волокон. В шкуры одеваются лишь в торжественных случаях – это нечто вроде вечернего туалета европейских дам.
У ва'лунда есть некоторые понятие о законе и праве. Все проступки и преступления наказываются с помощью штрафов. Исключением является колдовство, отнесенное к разряду "государственных преступлений". Любое стихийное бедствие или несчастье, затрагивающее все племя – засуха, падеж скота, гибель урожая и т.д. – считается результатом зловредных действий затаившегося колдуна. Тотчас начинается взаимный повальный розыск. Процесс судопроизводства очень прост: несчастный, обвиненный в колдовстве, должен пройти процедуру "Божьего суда", а именно – сунуть руку в горшок с кипящей водой. Невиновность считается доказанной, если на руке нет следов ожога (хотя логичнее было бы обратное мнение). Удивительнее всего, что многие люди сумели выполнить такое условие. Как мы объяснили, для этого руку перед испытанием незаметно покрывают тонким слоем специального состава из жира и воска.
Ва'лунда – прирожденные охотники и следопыты, уступающие в этом отношении только бушменам. Кроме охоты, они занимаются сбором дикого меда и даже освоили некое примитивное пчеловодство. Вокруг каждой деревни можно найти несколько грубо выдолбленных колод-ульев: они лежат и стоят прямо на земле в укромных тенистых местах. Эти ульи – достояние деревни и в то же время предмет поклонения. Чужак, посмевший забрать мед, будет выслежен и убит как святотатец.
Никаких злаковых культур ва'лунда не знают и не выращивают, ограничивая свой рацион маниокой и дикими плодами. А с тех пор как появился спрос на сырой каучук, они занялись еще и сбором каучуковых корней. Это дает всему племени постоянный и верный заработок, или, точнее говоря, постоянную возможность выменивать у мамбари на загустевший сок ружья, порох и украшения.
В общем, можно сказать, что жизнь лесных ва'лунда течет беззаботно и легко, чем, вероятно, и объясняется их упорное нежелание идти на контакт с чужеземцами. Ва'лунда прекрасно знают, что живут лучше соседей, и боятся потерять свое привилегированное положение.
Вскоре нам удалось получить достоверные вести о Ларсене – его лагерь находился в трех переходах от нас, в Чезерезере. Впервые об этом знаменитом охотнике на слонов я услышал от майора Гардена. Ларсен прошел Челенду, когда я сопровождал к границе арестованных португальцев. Мы были, так сказать, заочно знакомы – я передал ему через вождя Мтамбо несколько ящиков с продовольствием, а он оставил мне письмо, в котором благодарил и приглашал поохотиться вместе с ним.
В деревне Чевулы не нашлось никого, кто бы знал дорогу в Чезерезере. Это может показаться маловероятным, но сплошь и рядом люди из сравнительно близких селений действительно плохо осведомлены о своих соседях. Причина очень проста: если охотник уходит слишком далеко от дома, он наверняка будет пойман собственными соплеменниками и продан в рабство. Таким образом, наиболее любознательные в первую очередь попадают в караваны мамбари.
Наконец мне удалось уговорить двух молодых людей – хотя они и не знали кратчайшей дороги, но все же ориентировались в окрестностях, и десятого августа мы тронулись в путь.
Поскольку мои проводники боялись идти через районы, занятые людьми Чипавы, пришлось воспользоваться слоновой тропой. Это удлиняло дорогу, а я чувствовал приближение очередного приступа лихорадки. На второй день мне стало совсем худо. Переправившись через Макондо, мы остановились лагерем.
Вечером вдали послышалось несколько выстрелов, и я послал охотников узнать – не возьмутся ли неизвестные охотники проводить нас до Чезерезере. Через полчаса оба парня прибежали обратно: "Господин, мы пропали! Военный лагерь Чипавы совсем близко!" Но у меня уже не было сил даже выругаться.
Когда стемнело, вокруг лагеря поднялась стрельба – нас обнаружили. Передав Вильзони запасную винтовку, я велел ему не жалеть патронов, и он усердно палил во всех направлениях. Сам я, стуча зубами, завернулся в одеяло и лег поближе к костру. Никакая сила в мире не заставила бы меня сейчас взяться за оружие. Голова раскалывалась от боли, в глазах двоилось, и мне было все равно – нагрянет ли Чипава со всем своим воинством, или стадо слонов ринется топтать лагерь, я не двинусь с места. Но стрельба скоро утихла, и мы, выставив часового, легли спать.