Пепинке это решение не понравилось, Элшка ужаснулась, и не одна женщина содрогнулась от страха, услышав о таком наказании. Даже жена церковного служителя была готова простить Бару, полагая, что довольно и одних угроз. Одну только Бару это не пугало, ее больше мучило то, что крестьяне гонят отца,— она уже услыхала, как с ним обошлись. Когда священник сказал ей, где она должна провести следующую ночь, она выслушала все спокойно, но потом, поцеловав священнику руку, сказала:
— Что касается ночлега, мне все равно, сплю ли я здесь, или там, я даже на камне могу выспаться. Плохо с отцом: что он теперь будет делать без работы? Отцу без стада жизни нет, он так привык к нему — он у меня умрет. Уладьте это как-нибудь, ваше преподобие!
Все дивились, откуда у девушки столько храбрости, но были уверены, что это неспроста и что Бара не такая, как все люди.
«Подождите, соскочит с нее зазнайство, как вечер придет»,— думали многие, но ошиблись.
Бара печалилась до тех пор, пока не узнала, что крестьяне возвратили Якубу стадо, чему способствовал священник, доверив ему своих коров.
После обеда, когда священник задремал и Пепинка после ночного переполоха тоже прикорнула, Элшка, выскользнув из комнаты, направилась в людскую к Баре.
Заплаканная и страшно перепуганная, она порывисто обняла Бару и снова расплакалась.
— Ну, успокойтесь,— утешала ее Бара.— Больше к вам этот сверчок не придет. Нужно совсем не иметь чести, чтобы прийти, а остальное все уладится!
— Но ты, бедняжка, сегодня ночуешь в часовне. Я не найду себе места от страха!
— И не думайте об этом, я много раз спала у самого кладбища, да весь день и всю ночь оно у меня под носом. Спите себе на здоровье! Передайте, пожалуйста, отцу, чтобы он обо мне не беспокоился и привязал на ночь Лишая, а то он прибежит ко мне. А завтра я вам расскажу об этом переполохе и как я нагнала страху на управляющего — вы посмеетесь. Наверно, вы скоро получите весточку от господина Гинека. Но если, Элшка, вы уедете отсюда, вы меня не оставите здесь? — печально спросила Бара.
Элшка в ответ только крепко сжала ей руку и, прошептав: «Никогда»,— тихо вышла, а Бара, оставшись одна, спокойно стала что-то напевать.
Когда уже достаточно стемнело, пришли Влчек и ночной сторож, чтобы отвести Бару на кладбище. Пепинка намекнула ей, чтобы она просила прощения у священника, и сама хотела замолвить за нее словечко. Но Бара сделала вид, что не понимает. Когда же и сам священник сказал, что он попросит смягчить это наказание, она упрямо мотнула головой, сказав:
— Если уж вы изволили решить, что я достойна наказания, то я и понесу его! — и пошла вслед за своими провожатыми.
Люди выбегали на улицу, многие ее жалели, но Бара ни на кого не обращала внимания и весело шагала на кладбище, которое находилось рядом с лесом, недалеко от деревенского выгона. На кладбище отперли маленькую часовенку, где были сложены носилки, и, сказав: «Храни тебя бог»,— ушли.
В часовне было маленькое окошко, величиной с ладонь, через которое виднелись долины и лес. Бара встала около него и долго-долго смотрела вдаль.
Печальные, наверное, были у нее думы, если слеза за слезой падали из ее красивых глаз и стекали по смуглым щекам. Все выше поднимался месяц, одна за другой гасли звезды, все тише и тише становилось вокруг. На могилы ложились тени высоких елей, стоявших вдоль ограды; над долиной поднимался легкий туман. Только лай и вой собак нарушали ночную тишину. Бара смотрела на могилу своей матери, вспоминала свое одинокое детство, ненависть и презрение людей, и впервые ей стало тяжело, впервые пришла ей в голову мысль: «Почему, мама, я не лежу здесь рядом с тобой?» Мысли и образы теснились у нее в голове: то она обнимала красивую Элшку, то ей мерещилось на лесной дорожке энергичное лицо высокого, плечистого человека в охотничьей одежде. Но в конце концов она отвернулась от окошка, молча покачала головой и, закрыв руками лицо, с глубоким вздохом, плача и молясь, опустилась на землю. Успокоившись, наконец, она встала с земли и хотела было лечь на погребальные носилки, как вдруг под окном залаяла собака и мужской голос спросил:
— Бара, ты спишь? Это был Якуб с Лишаем.
— Я не сплю еще, отец, но сейчас буду спать, зачем ты сюда пришел? Я не боюсь.
— Ну и хорошо, дочка, спи. Я лягу здесь, ведь ночь теплая,— и отец улегся с Лишаем возле ограды.
Они крепко проспали до самого утра.