— Хорошее умение.
— В отличие от Бойхайя, у нас воспитывают не воинов, а политиков.
— Ваша главная проблема в том, что вы разделяете эти два понятия, тогда как владыка должен быть и воином, и политиком. Потому я бы советовала плотнее заняться мальчиками, Лукиан уже в том возрасте, когда нужно уметь стрелять из лука и держать в руках меч, что уж говорить про Валентина.
— А ваш брат? Неужели он воспитывается именно так?
— Можете даже не сравнивать, на нём с самого рождения лежит бремя в виде целого каганата, и в свои годы он неплохо отдаёт приказы, а первый лук мы с ним вырезали ещё тогда, когда он только ходить начал.
— А как воспитывали тебя? — Амадей не хотел интересовать, но вопрос вырвался сам.
— Со мной получилось не очень приятно, зато показательно…
Хадаан хорошо помнила тот день, когда закончилось её беззаботное детство. В один момент малышку не выпустили во двор, отправив к страшного вида старику с уродливыми шрамами на лице. Тогда он казался ей действительно старым, хотя на деле кай было не больше сорока. Он тогда очень придирчиво осмотрел дочь каана, пихнул, наблюдая за тем, как быстро она выставляет ногу для равновесия, спросил о чём-то...
Девочка так любила пробираться на задний двор дворца, где будто существовал совсем иной мир. Там были другие дети, почему-то большеглазые и иногда со впалыми щеками, в совсем другой одежде, не такой, какая была у Хадаан, говорили они плохо, но зато знали столько интересных игр... Тогда малышку не интересовали взрослые, в отличие от тех же кур или псов, они не имели для неё никакой важности. Пятилетняя, она играла вместе с детьми из другого, непонятного мира, учила их лучше говорить, рисовать. Ей было так хорошо и свободно...
А потом всё закончилось. Просто выловили как нашкодившего котёнка и за шкирку притащили к Шраму. Каана тогда извинялась, а Хадаан не понимала, что владычица извиняется за свою неспособность родить сына. Она гладила девочку по голове, через боль рассказывая, как интересно на охоте, как весело драться с мальчишками и побеждать их, сколько нового там, за стеной, в мире, о котором Хадаан почти ничего не знала. Она совсем не понимала, к чему ведёт её мама, пока не был озвучен приговор: хейреми возможно и не родится, а значит, роль наследника возлагается на Хадаан, и требования к ней соответствующие.
Но каана не соврала, она никогда не врала дочери, меч в руке девочки так красиво лежал, учителя рассказывали невероятные истории, которые она вмиг запоминала, а за пределами дворца было столько всего...
Эти люди тоже были одеты иначе - у них не было таких же мехов, как у принцессы, они не носили красивые вышитые сапоги, они были другого телосложения, будто бы в них было мало влаги - худые, как быстро разобралась Хадаан. Они иногда даже были голодными, и она, наблюдая за ними с высоты своего коня, совсем не понимала - как же так? Удивлённо смотрела на отца, а он лишь гладил её по голове, посмеиваясь. Но почему у них нет всего того, что есть у Хадаан? Они ведь точно такие же — две руки, две ноги, голова...
Потом она уже знала, что тот год был засушливыми и неурожайным, степняки, подгоняемые голодом, обкрадывали окраинные селения каганата, и жители были вынуждены бежать ближе к столице, в поисках крова, защиты и справедливости. И тогда жена каана приказала строить дома для обделённых, где бы их кормили и давали им ночлег, чтобы не было в каганате бедности и несчастий.
«Святая», - так о ней говорил народ, а потому никто не смел настаивать на появлении наследника-мальчика.
— Сколько вам было лет? — спросил Самор, а Хадаан поняла, что несколько увлеклась рассказом.
— Пять?.. Где-то так, и всё это свалилось на меня огромной кучей. А потом, когда погиб каан… Вспомните как умер ваш отец. Вы ведь наверняка подумали, что вам сильно не хватает знаний и опыта, я права? И вы ведь тоже не бессмертный, уж извините, и никто не знает, что ждёт в будущем. Вы действительно хотите обречь своего сына на те же страдания, что испытывали вы, когда власть перешла к вам? Этот страх, непонимание, люди, которым вы не можете доверять…
— А как пережили смерть отца вы? — перевёл разговор император, и Хадаан внутри вздрогнула, при этом внешне оставаясь совершенно спокойной, лишь машинально погладила шрам на шее.
— Мне было тяжело, но я быстро взяла всё в свои руки, отодвинув даже дядю. Меня готовили, и готовили хорошо. Да и не сравнивайте, мне было только пятнадцать, до этого в родах умерла моя мать, ко всему прочему формировался заговор. Явно другие условия, не находите?
— Мне было около двадцати пяти, и я был в панике, — признался Самор, проникшись к бойхайке ещё большим уважением.