— Поместье окружено, никто не войдёт и не выйдет. Если не заказчика, то исполнителя точно найдём, ваше величество.
— Мои люди проверили всех, кто был во дворце за эти дни, я прикажу пройти по списку. Если кто-то сбежал — он главный подозреваемый, — Хадаан сжала кулаки.
— Улик совсем никаких?
— Только яд в крови, но что за яд…
— Если это произошло на чаепитии, то отравить собирались мать…
— Либо как в твоём случае, — не согласилась Хадаан. — Целью был Лукиан, а императрицу-мать использовали как отвод глаз.
— Тогда враг ещё ближе, чем мы думали…
— Ваше величество! — послышалось издалека. — Ваше!..
Слуга, согнувшись в три погибели, пытался что-то выговорить.
— Оставь это. Докладывай.
— Лекарь… я… вот, — так и не сумев объяснится, он протянул клочок ткани, который тут же принял Сарон.
— Это… — он развернул платок, и показал всем содержимое.
— Это то, в чём мог остаться яд, — глухо проговорил император. — Амадей?
— Да, брат, мои люди уже предупреждены. Ядолог ждёт.
— Хорошо. Решите это, — договорив, как-то в момент осунувшийся Самор поднял стул и сел, продолжив изучать бумаги. — Через пару дней прибудет делегация из Бойхайя, будет приём в честь дня рождения принцессы. К тому времени не должно быть шумихи…
— Я прошу вас отменить этот приём, ваше величество! — Хадаан в ужасе смотрела на императора, не веря его словам. Императрица-мать буквально при смерти, Лукиан без сознания… Какой приём?!
— Это не обсуждается. Приёму быть, прибудет множество лордов, мы просто не имеем право его отменять. Важно, чтобы о состоянии больных не узнали, решите это.
— В пору готовиться к трауру!.. — Самор хлопнул по столу, и Хадаан стыдливо умолкла.
— Потому никто и не должен знать о состоянии больных. Приём обязателен, это политика. Но если свет прознает про отравление, или, того хуже, не выдержит и погибнет матушка… Мы не сможем игнорировать это, тогда траур будет обязательным. Вам ли не знать, Хадаан, что во время траура у нас буквально будут связаны руки. Никаких договорённостей, никаких встреч, никаких…
— Я поняла вас, — девушка старалась не отвечать слишком холодно, но…
И всё же Самор был прав. Она была полностью согласна с его решением, более того, еще полгода назад она бы поступила точно также. Но сейчас что-то внутри протестовало, ей не хотелось думать о политике, ей хотелось простых человеческих чувств. Хотелось быть слабой, подумать о себе.
Она посмотрела на хмурого Амадея, подпирающего дверной косяк. Это он с ней сделал? Разбил так тщательно выстроенные границы?
Ужасный, ужасный принц!
Они сидели в гостевой, и выжидательно смотрели на лекаря. Он, с присущей людям его профессии медлительностью, изучал свои и коллег записи, иногда поджимая губы.
— Его высочество принц Лукиан в данный момент вне опасности, — отчитался старик, — около месяца его будет мучать кашель, ещё пру дней он пробудет в полусознательном состоянии. Мы будем наблюдать за ним, чтобы контролировать приём лекарств.
Император облегчённо выдохнул. Сейчас в кабинете их было трое (если не считать верных помощников): Хадаан, Самор и Амадей. Императрица находилась под домашним арестом как… Как подозреваемая. Странно, но за день расследования вычислить её оказалось несложно. Она и не отрицала, только кивнула высокомерно, даже не встав с кровати. И слова не сказала в свою защиту, хотя и не согласилась с обвинениями.
Самор поморщился. Нет, ему не хотелось верить, что Кира способна на такое, но… Но женщина недолюбливала его мать, терпела насмешки, и слуги часто слышали, как императрица желает смерти старухе. Не ахти какие доказательства, но есть подозрения, а значит, Кира Дайлала должна находиться под стражей, как и все её фрейлины.
— Её императорское величество королева-мать вряд ли продержится долго. Её тело слабо, организм не может самостоятельно вывести яд, она частично потеряла способность двигаться, яд сильно поразил и так слабые лёгкие, пневмония дала о себе знать. Боюсь, нам не стоит уповать на её выздоровление.
Император наблюдал, как брат медленно закрыл глаза. Он был привязан к матери, очень. И Самор раньше ревновал, но сейчас он понимал, что не был достоин родительской любви. Даже сердце не ёкнуло. Мать умирает, а ему, кажется, всё равно. Он ужасный сын.
— Клин? — неожиданно хрипло позвал Амадей, и кавалер тут же сделал шаг вперёд.
— Уважаемый лекарь, я напоминаю, что о состоянии её величества и его высочества не должен узнать никто. В случае, если информация просочится, наказание понесут все задействованные в этом деле.