Выбрать главу

Стараюсь не задумываться. Иду, куда глаза глядят, и скоро приходим к речке.

Речка горная, узкая, в каменистом извилистом ложе. Я мельком видела ее раньше — она храбро бежала среди ледяных надолбов. А сегодня она замерзла: лед неровный, бугристый, не засыпанный снегом. Ледяная дорога вниз.

— У меня тут тайник с ледорезами, — говорит Ярый.

— Вытаскивай, — отвечаю, не глядя. В такие дни, как сегодня, ничего случайного не бывает.

Ледорезами называются складные мечи и складные ножи, пригодные для того, чтобы скользить по льду. После победы над Безымянной я пыталась на них становиться раз или два — с горем пополам. Ярый утверждал: чтобы удержаться на ледорезе, нужно стремительное движение…

Под корнями дуплистого дерева у Ярого спрятаны два ледореза. Один побольше, с прямым клинком. Другой поменьше, полегче, с изогнутым лезвием. Вполне сгодится за саблю, если разогнуть. А если сложить пополам — так, чтобы лезвие на половину ширины выступало из рукоятки, — можно катить по льду.

Я трогаю пальцем острие ледореза. Лезвие — почти метр длиной — выступает из деревянной доски, резной, с двумя креплениями для сапог. Крепления устроены так, что накидываются почти мгновенно. А лезвие, оказывается, подвижное — поворачивается под разным углом к деревяшке и даже гнется. Вот почему Безымянная, покачиваясь так и эдак, ухитрялась не только устоять на нем, а и разогнаться…

— Тяжело на них ездить, — говорю будто сама себе.

— Да, — беспечно отвечает Ярый. — Смотри.

У него блестят глаза. Он скидывает с ног снегоступы. Прежде чем я успеваю что-то сказать, вспрыгивает на ледорез и щелкает креплениями.

Лед не звенит — он грохочет. Ярый, раскинувший руки-крылья, напоминает мне кого-то из диких. По ленте застывшей реки, лавируя между камнями и надолбами, он несется все вниз и вниз, а докатившись до небольшого углубления-озерца, разворачивается со скрипом и ледяными брызгами, спрыгивает с ледореза и смотрит вверх — на меня.

Мы встречаемся взглядами.

Я сильнее тебя, говорят глаза Ярого. Пусть ты Царь-мать, но я умею кое-что такое, чему ты никогда не научишься. Я мужчина. Я плевать хотел на смерть и боль. Смотри, какой я!

Он улыбается и кричит, машет рукой:

— Погоди! Я сейчас к тебе поднимусь!

В такие дни не бывает ничего случайного. Закусив губу, стягиваю снегоступы. Выбираюсь на засыпанный снегом берег. Сажусь на твердый сугроб, ставлю ноги на деревяшку и с усилием застегиваю крепления. Набираю полную грудь воздуха — и вскакиваю на ледорез.

Замерзшая лента реки бросается навстречу. Увидев прямо перед собой огромный, выступающий из-подо льда камень, инстинктивно дергаюсь в сторону — ступни сами собой изменяют угол наклона, лезвие чуть изгибается, и я ухожу вправо, едва не вылетев на заснеженный берег.

Сгибаю колени. Изо всех сил стараюсь удержать центр тяжести впереди, на кончике лезвия. Ледяной ветер бьет в лицо — его прикосновение успокаивает. Я вспоминаю полеты в Оверграунде…

Проношусь мимо обмершего Ярого. Даже если бы хотела, уже не могу остановиться. Лента реки делается шире, поворачивает то вправо, то влево, ледорез подпрыгивает на застывших волнах, а я лечу — и с каждой секундой чувствую, как ко мне возвращается власть над движением.

Вот я повернула правее. Вот левее. Вот перепрыгнула ледяной выступ. Река, даже замерзшая, не сбилась с собственного ритма — важен каждый ее изгиб. Каждый камень стоит на своем месте. Я могу спускаться с завязанными глазами. Но тогда не увижу ни снега, ни елей, ни сине-белых очертаний гор, ни долины, которая открывается внизу!

Я пою вслух, и в этот момент меня настигает Ярый.

Несколько секунд мы катимся бок о бок. Мы могли бы взяться за руки. Потом он обгоняет меня и начинает выписывать на льду кружева, то разгоняясь, то притормаживая, то пересекая мне дорогу и уходя в сторону за секунду до столкновения.

Я сильнее сгибаю колени и прижимаю локти к бокам. Хочу обогнать его, и обгоню. Нужно только найти кратчайший путь между камнями… от надолба к надолбу… По стремнине, срезая излучины, вперед, вперед!

Ярый перестает баловаться и пристраивается за мной. Он не допустит, чтобы я его обогнала. Он силен и опытен, быстро настигает меня и катится впереди, не давая обойти себя ни справа, ни слева. Из-под его лезвия ледяные брызги вихрем летят мне в лицо.

Я прикрываю глаза. Прямо на нашем пути большой плоский камень, Ярый должен обойти его справа. Да, речка в этом месте делает резкий поворот, чтобы обойти препятствие…

Раз. Два. Три. Четыре. Сейчас Ярый свернет…

И он сворачивает. По стремнине, вслед за течением речки.

А я собираюсь с силами, отталкиваюсь ото льда и взлетаю над заснеженным камнем. Скорость чудовищная. Только сейчас, оказавшись в воздухе, я это поняла. Я лечу, как камень, пущенный из самострела, ледорез чиркает лезвием по снежной шапке…

Сложившись, как пружина, приземляюсь опять на лед. На несколько шагов впереди Ярого.

Он кричит — не то от страха, не то от ярости. Плавно покачиваясь, разгоняюсь на ровном участке реки… И река вдруг заканчивается. Я лечу.

Не понимаю, что случилось. Еще лечу; река оказывается далеко внизу. Слишком далеко. Она гораздо шире, все ее ложе усеяно острыми камнями…

Водопад! Обрыв!

Пролетаю над россыпью скальных обломков, неуклюже машу в воздухе руками и ногами и наконец приземляюсь в очень глубокий, очень жесткий сугроб.

В сугробе неожиданно тепло. Пахнет непривычно и остро. Я проверяю, не вывихнула ли лодыжку — нет, кости и связки целы. Тянусь рукой вниз, пытаюсь нащупать в снегу ледорез…

И натыкаюсь на шкуру. Мягкий, теплый, совсем сухой мех.

Поднимаю голову…

На расстоянии вытянутой руки — бурая морда. Маленькие глаза, в первый момент мутные и сонные, вспыхивают злобой. Я видела этих зверей — в детстве, на картинке, а еще видела плюшевые игрушки наподобие этих зверей…

Медведь!

Раскрывается пасть. Я вижу слюнявые желтые зубы. К раздраженному низкому реву примешивается не то хныканье, не то фырканье существ поменьше. Медвежата, двое! А это, оказывается, медведица!

Я падаю. Отползаю на четвереньках. Берлога просторная. Очень удобная, чистая, хорошая берлога, спасибо хозяйке. Спасибо за гостеприимство, я уже ухожу!

Медведица ревет, поедая меня взглядом. Живой она меня не выпустит.

Ледорез находится неожиданно — я на него сажусь. Пытаюсь раскрыть лезвие — пальцы не слушаются, и железные шарниры, наверное, заледенели. Медведица делает шаг. Я наконец-то ухитряюсь вырвать лезвие из рукоятки. Ледорез превращается в кривую саблю. Я выставляю ее перед собой. Медведица видит оружие и ревет совсем уже невыносимо.

— Лана! — Сверху падает веревка. Схватив ледорез в зубы, цепляюсь за нее. Веревка — свое, родное, Оверграунд; я почти выбираюсь наверх (Ярый тянет веревку, помогая мне), когда медведица хватает меня за сапог.

— А пропади ты!

Я рвусь из последних сил. Сапог достается медведице — вместе с изрядным куском моей кожи. Я выскакиваю на снег, перехватываю ледорез и так — одна нога обутая, одна босая и в крови — несусь прочь. За мной бежит Ярый — мимо речки, мимо замерзшего водопада, откуда я прыгнула — и на бегу повторяет, как заведенный:

— Она не оставит медвежат! Она не догонит!

Нам кажется, сзади хрустит снег. И мы подбавляем и подбавляем, пока не выбиваемся из сил и не валимся на снег посреди полонины.

Тишина. Погони нет.

Я стискиваю зубы. Прогулялись. Покатались. И кто мне скажет: зачем мы вообще туда ходили?!

Рядом невнятно ругается Ярый. Бормочет, сопит и вдруг говорит совершенно ясно, светло и благоговейно:

— Знамение! Вот и ответ!

Я сажусь. Прослеживаю его взгляд. Перед нами покачивается голая веточка какого-то куста; там, куда упала моя кровь, лопнула почка и до половины вылез зеленый лист. Я открываю рот от удивления. Ярый протягивает дрожащую руку, срывает веточку и считает почки.