Дверь открывается. Я пробираюсь по черному коридору, который становится все уже и уже. Я застреваю и не могу вырваться, как ни пытаюсь. Я зову на помощь Ярого, но он проходит мимо, не взглянув на меня. Он решил взять себе в жены Безымянную — она уже ждет от него ребенка…
Я просыпаюсь от того, что мои зубы стучат о край кружки с солоноватой водой. Я полулежу в кресле. Кресло такое же, но комната другая. Всю стену занимает пульт с клавиатурой и экранами. Сердце Завода сидит рядом, одной рукой придерживает мой затылок, другой — вливает в меня жидкость.
А на экране за его плечом идет энергетическое шоу. Я узнаю заставку. Потом идет цветовая волна — сине-оранжевая, от углов к центру. «Энергетическое шоу — для вас, горожане! Честная работа — дополнительный пакет!»
Экран плоский, вроде того, что был установлен у меня дома, в городе, на руле велосипеда без колес. Но тут не надо крутить педали — экран работает сам по себе, я вижу движущиеся картинки: два клоуна, синий и фиолетовый, дерутся надувными дубинками.
Вот теперь я точно знаю, что сплю. Даже странно, что подсоленная вода такая приятная, свежая на вкус, как наяву.
— Лана, — говорит Хозяин. — Приходи в себя. Приходи в себя!
Он называет меня именем, которое дала мне Царь-мать. Я мотаю головой, отгоняя сон, но он все еще здесь. И пускай. Это вовсе не самый плохой из моих снов.
На экране продолжается действо. Проплывает реклама динамических белок, список вакансий на мусороперерабатывающем комбинате; я знаю, пакет там крошечный, шестьдесят энерго, а работа тяжелая. Снова заставка, снова бегущая картинка: парень и девушка несутся на роликах по темным улицам, парень раскручивает за хвост огромную светящуюся рыбу… Вспыхивают отражатели на углах домов, на вывесках, мерцает дорожная разметка…
— Я хочу домой, — говорю вслух. Все равно это сон.
— А где твой дом? Где он?
Я смотрю на экран. Роллеры подкатываются ближе, парень поднимает рыбину на вытянутых руках. На светящемся рыбьем боку темными чешуйками выложены слова. «Энергетический конкурс „Свободная мысль“. Бонусная энергия — монетка жизни!»
— Откуда вы знаете мое имя?
— Ты сама его сказала. В бреду.
— Я бредила? Я и сейчас…
— Нет, сейчас ты пришла в себя. Ты смотришь энергошоу. Осталось одиннадцать минут.
Я приподнимаюсь на локтях. Оглядываюсь; вижу комнату, в которой впервые встретилась с Хозяином и проиграла бой. Вижу экраны, черно-белые или зеленоватые, и среди них единственный яркий — тот, на котором крупными буквами написано сейчас: «Берегите торговые автоматы! Не допускайте вандализма!»
— Что это, на экране?
Он подходит к пульту, касается панели. Картинка укрупняется, я вижу только несколько букв, потом фрагмент буквы «р», потом цветные точки. Одну точку — красную — на весь экран. И все повторяется в обратном порядке — изображение отъезжает. Картинка меняется. Теперь там показывают рекламу экономичных ветряков.
— Это пиксели?!
— Да. Только здесь, на экране, они просто точки. А там, в городе, — люди.
Я задерживаю дыхание.
Далеко-далеко, на склоне холма, тысячи людей танцуют, повинуясь ритму в наушниках. Солнечный свет заливает холм, картинка отражается в облаках, и другие люди, горожане, видят то же, что сейчас вижу я… Хлопают широченные полы роб. Шлепают босые пятки о плиты прохладных, чуть шершавых платформ. Я так ясно это себе представляю, что сама на какой-то момент становлюсь пикселем — единственной точкой, проводником ритма, преобразователем звука и движения в цвет…
Хозяин касается клавиатуры. На картинке добавляется красного цвета, меньше становится зеленого. Изменение почти не заметно глазу, но оно есть.
— Значит, это вы ими управляете, — говорю я.
Мои слова звучат по-дурацки. Город страшно далеко отсюда. Холм залит вечерним солнцем. Там люди-пиксели делают свою работу, зарабатывая очередной энергетический пакет… Как ими может управлять отсюда, с Завода, этот странный и страшный человек?
И тем не менее я знаю, что это правда.
— Да, — кивает он. — Я запускаю программу. По ходу дела могу кое-что подправить… вот как сейчас. Или поменять прямо во время передачи. Но сигнал на все ритм-блоки идет отсюда. Из этой комнаты.
На минуту закрываю глаза. А когда открываю, экран залит красным. Конец шоу.
— Хочешь есть? — спрашивает Хозяин.
И вдруг я понимаю, что смертельно голодна.
У него печка, как у людей-волков, только не глиняная, а железная, и топится не древесиной, а продолговатыми черными брусками, похожими на прессованный уголь. Он разогревает мне суп, в котором плавают кусочки консервированного мяса. Я глотаю варево, обжигаясь и не чувствуя вкуса, а Хозяин сидит напротив и молчит.
— Я думал, что ошибся, — говорит, когда я выцеживаю со дна последние капли. — Ты почти умирала… Я решил было, что в тебе совсем не осталось дикой энергии. Но ты сильнее, чем даже я думал. Твоей энергии хватило бы Заводу на целую неделю. Или даже больше.
— А вашей? — Я смотрю ему в глаза, но вижу только темные провалы.
— Ну и моей приблизительно на столько же, — говорит он, не смущаясь. — Если бы я мог своей энергией спасти десятки тысяч людей, я, пожалуй, сам прыгнул бы на распадатель. Но Завод сожрет тебя, сожрет меня и потребует еще. А у города нет запаски… Так это звучит на жаргоне синтетиков?
— Нет запаски, — повторяю я и вспоминаю Еву. И тут же спохватываюсь. — Что такое распадатель?
— Это то самое место, которое иначе называлось бы печь. Хочешь посмотреть?
— Нет.
— Оно совсем не страшное, это место. Это просто круглая площадка… мембрана, очень жесткий батут. Внизу датчики и трансформаторы. Сверху вытяжка. Вот и все.
Я сглатываю слюну.
— И как… это происходит?
— Мембрана вибрирует, ощутив прикосновение человека, его тяжесть, его ритм, его тепло. Эта вибрация вступает в конфликт с ритмом человеческого тела и разрушает его, высвобождая энергию. Человек рассыпается прахом. Пепел уходит в вытяжку. Датчики фиксируют поступление энергии на сенсоры… А дальше — по проводам. В город. На станцию назначения.
Я молчу, пытаясь представить все, о чем он говорит. Вспоминаю сетку над костром. Царь-мать, лежащую у моих ног. Ветер, разлетающийся пепел…
— Огненный Кон, — выговариваю с трудом. — У них… людей-волков… есть…
И, мучительно подбирая слова, рассказываю о поединке с Царь-матерью.
Он кивает:
— Да. Горцы используют технологии Завода, сами того не осознавая. Огненный Кон, по-видимому, передает энергию побежденного победителю. По крайней мере, часть. А заводской распадатель передает энергию любого, кто на него попадет, Заводу.
— А может, это Завод использует… технологии горцев? Людей-волков?
Он качает головой:
— Вряд ли. Но точно не знаю.
— Вы не знаете?!
— Чему ты удивляешься? Ты думаешь, это я построил Завод? Да я пришел на него, так же как ты… пытаясь что-то изменить!
Он приоткрывает железную дверцу печи и подбрасывает черный брусок на тлеющие угли. Разгорается пламя, выхватывает из полутьмы его тяжелое, будто бронированное лицо. На дне глазниц вспыхивают огоньки: огонь отражается в маленьких, глубоко посаженных глазах.
— И вам удалось? — спрашиваю я.
— Нет. — Он прикрывает печную дверцу. — Она умерла.
— Кто?
Он достает с полки бутылку с водой, зубами открывает крышку. Вытирает лоб тыльной стороной ладони.
— Моя жена.
— У вас была жена?!
Он молчит. Смотрит в темноту.
— Но Завод подчиняется вам? — спрашиваю я, чтобы хоть что-то сказать.
— Да. Я его Сердце. Ты думаешь, это метафора, красивые слова? Нет. Я стал частью Завода. Я сросся с ним. Иногда, изредка, позволяю себе уйти в город. Ненадолго.