Легкими, чувственными движениями пальцев он поглаживал ее спину, и она уже сама невольно никла к нему. Именно такого телесного единения недоставало ей раньше, поэтому ее отношения с мужчинами не приводили к возникновению более глубокого и сильного чувства. Ник Фарадей давал Линдси именно то, что ей было нужно.
Когда он наконец оторвался от ее губ, у нее вырвался глубокий вздох, исполненный самых противоречивых чувств, в которых было не под силу разобраться ее смятенному уму. В нем смешались гнев, тревога, жалость и ощущение непередаваемого наслаждения и безудержной радости. Если одно только прикосновение его губ привело ее в такое состояние, то что с ней станет, если он будет страстно любить ее? Наглядно представив на мгновение то, что скрывалось за словами «страстно любить», она почувствовала, что у нее подкашиваются ноги и все плывет перед глазами.
В эту минуту Линдси почти ненавидела Ника за то, с какой легкостью он извлекал из нее самые разнообразные, порой диаметрально противоположные чувства.
— По-моему, вам лучше уйти, — сказала она дрожащим голосом, боясь, что, неровен час, разрыдается в голос.
— Вы от меня что-то скрываете. Я бы отдал целый день жизни, чтобы узнать, что именно.
— А я бы отдала целый день жизни за то, чтобы мы с вами сегодня не встречались. Завернула бы его в вашу драгоценную золотисто-белую упаковку и преподнесла какой-нибудь ни о чем не подозревающей женщине. Загвоздка лишь том, что на свете не найдется человека, которого я ненавидела бы настолько, чтобы сделать ему такой подарок.
— Вы с ума сошли. Какая муха вас укусила?
— Спокойной ночи, мистер Фарадей.
Она решила, что теперь уж он точно не уйдет. Секунду он смотрел на нее слегка затуманенным взглядом, а затем взял за руку. Изумленная, она решила, что он хочет церемонно попрощаться, обменявшись с ней рукопожатием, что было бы верхом нелепости. Но он повернул к себе ее ладонь и провел по ней пальцем. Линдси задрожала — настолько чувственным был этот невинный жест. Ник склонил голову и коснулся ладони губами — и она вновь содрогнулась от прилива желания.
Из его последних слов она разобрала только имя секретарши Барбары Бейтс, которая должна была позаботиться об их дальнейших встречах.
— Так вы позвоните?
— Нет.
Ник молча повернулся и ушел, оставив разговор неоконченным. В голове у нее шумело. Она чувствовала себя словно в центре урагана, который подхватил ее как щепку и играючи швырял взад и вперед. Казалось, она больше не вольна была распоряжаться своей судьбой и мнение ее ничего не значило.
После того как дверь за Ником захлопнулась, она долго стояла на одном месте, не в силах унять дрожь и чувствуя странный холодок в сердце. Ее потрясло сделанное этим вечером открытие: в свои двадцать два года она, оказывается, ничего о себе не знает. Проснувшаяся чувственность встревожила ее. Она бы с радостью отдалась ей, стала бы танцевать с горящими от счастья глазами и была бы на седьмом небе от блаженства, если бы пробудил ее другой человек. Но почему из всех мужчин на свете рядом с ней оказался именно Ник Фарадей? Ах, если бы она могла запереть это новое чувство на ключ, а ключ бросить в глубокий омут! Почему все ее существо с такой готовностью откликнулось на обманчивую ласку Ника? Какая горькая ирония!
Подойдя к раковине, она отвернула кран с холодной водой и подставила ладонь под струю в надежде на то, что вода смоет воспоминание о его поцелуе, который до сих пор жег ей руку. Затем она вылила не выпитый кофе и приготовила себе чашку горячего шоколада, про который тут же забыла.
Она долго ворочалась, прежде чем заснуть. Мысли, лихорадочно сменяя одна другую, теснились в ее голове. Тот Ник Фарадей, с которым свела ее судьба, не соответствовал образу, нарисованному ее братом. Раньше она никогда об этом не задумывалась, но теперь поняла, что в рассказах Фила всегда сквозила легкая зависть, особенно в том, что касалось побед Ника над женщинами. Линдси никогда бы и в голову не пришло, что ее брат может этому завидовать. Ведь у Фила была Кэти — женщина, лучше которой невозможно себе представить. Она отличалась добротой и нежностью, терпимостью к проявлениям его ветреной натуры. Саму Линдси, например, свойственная Филу потребность в глотке свежего воздуха приводила в трепет.
Хорошо зная брата, она считала, что тому непросто будет смириться с ограничениями, налагаемыми семьей, в рамки которой трудно втиснуть привычный для него образ жизни. Однако знакомство с Кэти стало для него поистине подарком судьбы: она оказывала на него благотворное влияние, не подавляя при этом его инициативу. К тому же она отличалась постоянством и мягким нравом, содержала в порядке дом — словом, создавала идеальные условия для мужчины, поглощенного ответственной и напряженной работой. Фил гордился тем, что завоевал любовь Кэти. А Ник Фарадей, по его мнению, привлекал женщин громким именем и несметными богатствами. Но теперь Линдси на собственном опыте убедилась, что это не так. Если бы у Ника Фарадея было только громкое имя и ни пенса в кармане, женщины все равно с готовностью падали бы ему в объятия. И даже если бы у него не было солидного, хорошо поставленного собственного дела, — обстоятельство, вечно не дававшее Филу покоя, — он все равно пробился бы на самый верх благодаря целеустремленности, неуемной энергии и острому, словно лезвие ножа, уму.