— Думаю, Грег еще не успел поведать вам самую… интересную часть истории. Так что же вогнало вас в краску? Вы либо раньше слышали то, что он собирался вам рассказать, либо у вас на редкость тренированный ум.
Линдси бы с радостью позволила ему догадываться о чем угодно, кроме того, из-за чего смутилась. Стараясь казаться спокойной, она переспросила:
— Тренированный?
— Да, словно спортсмен, который, совершая дальний прыжок, способен приземлиться в нужном месте. Обычно я не подслушиваю чужие разговоры, но, признаюсь, тема вашей беседы меня заинтересовала.
— Вы знаете, о чем собирался говорить мистер Хэммонд?
— Уверен, он предпочел бы, чтобы вы называли его Грегом. Впрочем, пусть будет мистер Хэммонд. Да, к сожалению, думаю, что знаю. Вы действительно никогда раньше не встречались с Ником Фарадеем. — Эти слова прозвучали как утверждение. — Вы же сами так сказали.
— Да. — Она почувствовала, что ей трудно отвести взгляд от его глаз, которые завораживав ли ее.
— Значит, все дело в слухах, а это никуда не годится, — язвительно заметил он. — Ведь человек, посвятивший вас в его тайны, скорее всего, был необъективен: возможно, он хотел преподнести себя в лучшем виде, а этого часто стремятся достичь, только без меры очернив противника.
— Вы говорите со знанием дела. Наверное, вам приходится частенько с этим сталкиваться. — Линдси ответила менее враждебно, чем ей хотелось бы: у нее вдруг почему-то перехватило дыхание.
Он пожал плечами, что можно было истолковать как угодно.
— Женщины, которые пользуются всеобщим успехом, поплакавшись родственнице или подруге, быстро забывают свои беды, но успевают заронить искру неприязни к обидчику в преданных сердцах. И я вполне допускаю, что эта родственница или подруга, не столь эффектная, пытается обратить на себя внимание этого обидчика при помощи чисто женских уловок — скажем, надев платье, которое не может не привлечь взгляда мужчины, открывая грудь, где так соблазнительно бьется сердце, жаждущее мщения… — Его ласкающий взгляд скользил по шее Линдси, по серебряной цепочке, обвивающей ее, а когда достиг выреза платья, она почти физически ощутила тепло нежного прикосновения.
Примеривая платье в магазине, Линдси убедила себя, что декольте не так уж велико, но ношение лифчика оно явно не предполагало. Правда, изнутри к лифу была пришита матерчатая прокладка, и теперь, очутившись под его внимательным пристальным взглядом, она от души благодарила за это судьбу. Интересно, мелькнула у нее мысль, как он меня сейчас представляет? Лежащей на белоснежном песке… или на шелковых простынях?
Самообладание вернулось к ней лишь тогда, когда он снова перевел взгляд на ее лицо.
— Так мистер Хэммонд подумал, что я хочу отомстить за подругу, которая… даже не знаю, как лучше сказать…
— Сыграла отведенную роль и получила отставку? — подсказал он.
— Да, что-то вроде этого.
— А разве это не так? — задумчивым тоном поинтересовался он.
— Нет. Просто я много слышала об амурных похождениях Ника Фарадея. Да об этом не судачит только ленивый.
Он горько усмехнулся.
— Порой мне кажется, что в скучные дни, когда иссякают новости, журналисты говорят себе: «А ну-ка посмотрим, что там поделывает Ник Фарадей». Впрочем, я отклонился от темы. Если у вас нет соблазненной и покинутой подруги, то почему вы так не любите Ника Фарадея?
Линдси настолько привыкла считать Ника виновным в разорении ее брата, а в конечном счете — и в его смерти, что ненависть к нему казалась совершенно естественным и понятным чувством, которое она не считала нужным скрывать. Но пришла она сюда не для того, чтобы мстить; это не в ее правилах, не говоря уж о том, что она была просто неспособна строить коварные козни. Ей хотелось увидеть, что собой представляет Ник Фарадей, сыгравший столь роковую роль в жизни ее брата, и взглянуть на его роскошные апартаменты, которые с восторгом описывал Фил в своих письмах. Одно ее желание уже оказалось удовлетворенным: квартира и в самом деле заслуживала восторженных отзывов брата.
— Так чем же вызвана ваша неприязнь? — переспросил он, слегка раздраженный затянувшимся молчанием.
Линдси продолжала молчать, подыскивая слова, которые позволили бы ей ответить, не погрешив против истины, но в то же время и не выдав себя.