Пастух зарадовался встрече, закланялся Ивашке и воеводе.
— Знаешь его? — кивнул воевода.
— Шуряк, — ответил Ивашко.
Маганаха посадили под караул на случай, если он прибежал в острог со злым умыслом. Высмотрит все и улизнет к киргизам, а про виденное в городе расскажет.
— Нет ему пути назад, — сказал Ивашко, хотя в душе он не был до конца уверен в Маганахе.
И как бы для того чтобы развеять Ивашкины сомнения, пастух проговорил:
— На дырявой лодке далеко не уедешь, обманом долго не проживешь.
Он рассказал, что Красный Яр осадили не одни киргизы — с ними пришло большое войско калмыков. Сенге-тайша разгромил Алтын-хана, взял в плен, отрубил хану правую руку и велел класть ему в рот собачьего мяса, чтоб унизить. Теперь Сенге послал воинов помогать Иренеку развоевывать Красный Яр.
Весть, принесенная Маганахом, привела воеводу в тяжелое раздумье. Городу не выдержать длительной осады: мало людей, мало оружия, мало зелейного припаса. У пушек всего по нескольку ядер. Приходится рассчитывать более всего на вылазки с копьями, саблями, бердышами.
Маганах сообщил еще, что заречной дорогой шли одни калмыки, а со стороны Бугачевской деревни на острог нападут киргизы во главе с Иренеком. Почти с самого полудня он наблюдает за острогом из березняков.
— Хочет мстить за Иштыюл, — вслух подумал Ивашко.
На рассвете воевода с Ивашкой были у Родиона на Покровской башне. Над горами правобережья разливалось голубое сияние, вот-вот должно было выкатиться солнце.
— Скоро пойдут, — сказал Родион, зорко оглядывая прилегающую к стене местность.
Не прошло и получаса — в шумевших на ветру березняках началось движение, и перед острогом внезапно выросла плотная стена конных воинов. Это были киргизы — осажденные узнали их по белым войлочным малахаям. Многие воины держали в руках калмыцкие пищали, но большинство потрясало луками да копьями.
Перед строем вдруг оказался плечистый киргиз в богатом панцире и боевом шлеме, под ним был гнедой с белой звездой во лбу аргамак, который, беспокойно перебирая ногами, просил повод. К киргизу, едва тот успел выехать из березняков, присоединился калмык в островерхой шапке и зеленом чапане, под которым угадывались боевые доспехи.
— Я — киргизский начальный князь Иренек, — придерживая рукой саблю, крикнул киргиз. — Я приехал объявить воеводе, что ясачные качинцы и аринцы должны платить дань джунгарскому Сенге-тайше. Не дадут — быть промеж нас войне!
— Я — джунгарский зайсан Байту, — прозвенел голос калмыка. — Я подтверждаю, что быть войне!
— Еще я приехал, — снова крикнул Иренек, — чтобы освободить моего брата Итполу и иных киргизов.
Они смолкли в ожидании воеводского ответа. Сумароков велел кликать:
— Качинцы и аринцы — государевы ясачные люди, платить ясак они будут одному батюшке-царю. Итпола сидит в остроге и впредь сидеть ему аманатом.
Воевода ответил достойно, он не мог сказать ничего иного, потому что представлял на Енисее могучего русского государя. Он только добавил:
— Прежде чем биться, пусть вспомнят киргизы о клятве, которую давали их отцы и они сами.
Тишину разорвал хлесткий выстрел Иренека. И следом за ним нестройно и бесприцельно захлопали пищали, и шквальный дождь стрел сыпанул по острогу.
Осажденные тотчас же отозвались залпом. И когда бойницы окутались вонючим пороховым дымом, сперва киргизы, а потом и джунгары тесно бросились в напуск. Шпоря бегунов, ошалевших от шума и грохота, они яростно рвались к воротам. Казалось, ничто не остановит и не обратит вспять эту страшную, напористую силу.
— Номча! — послышался боевой клич киргизов.
Но наступавшие на какую-то долю минуты замешкались у надолбы и не сумели с ходу преодолеть ее. Зашарахались под частыми выстрелами казаков, залегли. Затем в одиночку и небольшими ватажками стали отходить в березняки. Там они на глазах у осажденных забивали в ружья заряд и снова занимали боевой порядок.
— Кюр! Кючур![11]
Оглушительно грохнули острожные пушки. Ядра ударили прямо в гущу киргизского войска. Поднялась непроглядная пыль. Попадали кони, люди. Инородцы люто завыли, заметались возле убитых. А через самое малое время лавина за лавиной пошли в новый напуск.
Нетерпеливый Родион предложил воеводе сделать вылазку. Веря атамановой боевой сноровке, Сумароков согласился. Загрохотали засовы, сотня пеших казаков через распахнутые ворота рванулась под своим осиновым с желтой опушкой знаменем навстречу наступавшим. Грозный рев потряс воздух, и в помощь ему рассыпали частую дробь острожные барабаны.