Оливия поспешила в дом. Как только она вошла, все её заботы рассеялись, как раньше. Не успела она закрыть дверь и бросить свой багаж, как ее тут же заключили в объятья.
— Я так рада, что ты приехала домой, шэ[3], — прошептала бабушка.
Оливия почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза, когда она крепче обняла её.
— Так хорошо быть дома.
До этого момента она и не понимала, как же нуждается в своей бабушке. И это не только из-за ее слов, а из-за самой женщины. Оливии было семнадцать, когда погибли её родители, и ее новым домом стал дом бабушки. Как бы ужасно это не звучало, но ей казалось, что ничто плохое не могло ее коснуться, пока она находилась в этом доме.
Все изменилось в тот день, когда она покинула Луизиану.
— Ну все, довольно, — сказала бабушка, делая шаг назад, чтобы рассмотреть её. — Тебе нужно поесть и отдохнуть. Ты такая тощая, шэ.
— Только ты можешь такое сказать, маман[4].
Бабушка взглянула на неё такими же чёрными глазами, как её собственные, прежде чем повернулась к плите и стала что-то помешивать в кастрюле.
— Тогда хорошо, что ты вернулась домой.
— Ммм. Я чувствую гамбо[5].
— Шэ, как будто я позволю тебе вернуться домой и не угостить тебя нормальной едой.
Оливия открыла холодильник и достала колу. Отхлебнув напиток, она заметила на стойке буханку свежевыпеченного хлеба, который бабушка пекла каждый день.
— Что-нибудь интересное случалось за время твоей поездки?
— Почему ты не сказала, что Шон Эбер стал помощником шерифа?
Хитрая бабушкина улыбка была ей ответом.
— Значит, ты столкнулась с Шоном. Он всегда спрашивает о тебе, когда заходит в гости.
— Он приходит сюда? — удивленно спросила она.
Попробовав гамбо, бабушка добавила ещё щепотку перца.
— Он справляется, как я, время от времени. Он не единственный, кто спрашивает о тебе. Итак, как же вы столкнулись?
— Гатор вылез на дорогу.
— Аа, — сказала она, кивнув седой головой. — Им нравится перекрывать движение.
Оливия взяла ещё одну банку колы, обдумывая рассказывать ли бабушке об остальном.
— Маман, он пригласил меня встретиться.
— Хорошо, хорошо, — сказала она, продолжая стоять спиной к Оливии.
Она выдвинула стул и села. Оливия хорошо знала, что не стоит вставать между бабушкой и готовкой.
— Это все, что ты можешь сказать?
— Все могло быть хуже. Шон сделал себе имя в пэрише[6]. Он уважаем, и, однажды, станет шерифом.
Оливия не могла представить себя женой полицейского.
— Надо полагать, это может произойти очень скоро.
Бабушка положила деревянную ложку слишком мягко. Когда она повернулась, Оливия увидела решительный блеск в ее черных глазах, а это значит, что сейчас она получит нагоняй.
— Мне ненавистно произошедшее с тобой, моя девочка, но я бы солгала, сказав, что не счастлива, что ты дома. Тот мужчина, с которым ты была в Далласе не мужчина. Настоящий мужчина признал был свою вину вместо того, чтобы позволить тебе взять все на себя и уволиться из-за его действий.
Оливия знала, что бабушка права, но, все же, ей трудно это признать. Кэлвин был всем, о чем она мечтала. Он был успешен, красив и состоятелен. Он обращался с ней, как с принцессой.
Вплоть до того момента, как с их работы пропали деньги, и он во всем обвинил ее. Не имело значение, сколько она доказывала свою невиновность, “Холберт и Доббс Инкорпорейтед” поверили ему — человеку, который работал в компании в течение десяти лет, а не ей.
И, что еще хуже, тогда она узнала, что он женат. И у него трое детей.
Было такое ощущение, словно удары судьбы никогда не прекратятся. Последней каплей стал выбор — платить ли ей за квартиру или за машину, когда у нее закончились деньги.
Оливии не оставалось ничего, кроме как собрать вещи и вернуться в единственное место, в котором она могла зализать раны и попытаться собрать свою разрушенную жизнь по кусочкам.
— Это не была его ошибка, маман, — сказала Оливия. — Я думаю, что он подставил меня, потому что я работала в бухгалтерии. Он украл те средства и свалил вину на меня. Все было сделано через мой компьютер, на моем столе, с моим кодом доступа. Кого еще могла обвинить компания?
Бабушка погладила ее по руке.
— Они все еще собираются выдвигать обвинения?
— О, да. Безусловно. Я могу сесть в тюрьму, маман.
— Этого не случится, шэ. Теперь давай тарелки. Рис готов, как и гамбо.
Пока Оливия ела, она слушала, как бабушка рассказывает о садовых цветах, городских сплетнях и других всяких мелочах.