— Успеем, — ответил тот, но газу не прибавил. — Встречаешь, провожаешь?
— Провожаю… То есть встречаю…
— Откуда?
— Из Америки.
— Помешались все на иностранщине, — сказал водила. Завод «мерседес» купил, — постучал он ладонью по рулю, — чтоб фирмачей встречать. На наших «Волгах» они не могут — у них жопы нежные для наших ухабов… Девку красивую посадишь, она тоже — или в «Интурист», или в Шереметьево…
Он вдруг притормозил и свернул на тропинку в лесок.
— Куда? — крикнула Маша.
— Сейчас… — водила заглушил мотор, снял очки. — Договоримся. За «спасибо» довезу, — он уверенно обнял Машу.
— Я опазываю! Ну, поехали, пожалуйста! — она, защищая локтем тяжелый карман куртки, пыталась вывернуться, но не грубо, чтобы не разозлить. — Потом…
— Успеем… Ну, покажи, как ты им делаешь спасибо…
Маша изо всех сил уперлась ему ладонью в подбородок.
— Сука… — прошипел тот. — Свой мужик, значит, и за десять штук не мужик? — он навалился на Машу, стаскивая треники.
Губан еще раз с разбега ударил в дверь плечом и вырвал с мясом щеколду. Встал посреди комнаты, остолбенело оглядывая разгром. Бросился на кухню, схватил пустой газетный сверток с масляными пятнами…
Как был, в футболке и шлепанцах, с мокрой головой он вылетел из подъезда к машине и напрямую, по детской площадке, распугивая мамаш с колясками, промчался через двор.
Около интерната Раиса Николаевна безуспешно пыталась остановить такси. Губан ударил по тормозам.
— Где она?!
— В Шереметьево! Скорей! — она села рядом. Губан рванул с места так, что ее бросило назад, на спинку.
Раиса Николаевна неприязненно покосилась на мрачного Губана.
— Она была у тебя?
Тот кивнул.
— Зачем?
— Наган стащила!
Директриса в отчаянии на мгновение прикрыла глаза.
— Ты быстрее можешь?! — крикнула она, хотя Губан и без того шел на пределе, рискованно бросая машину то влево, то вправо, объезжая пробки по встречной полосе. На поворотах машину заносило, комья мокрого снега из-под колес летели в прохожих.
Маша освободила руку и неожиданно сильно, умело ударила мужика крюком снизу по зубам. Тот отшатнулся, и Маша выскочила из машины, побежала к дороге.
Водила посидел немного, покачивая головой, приходя в себя. Оскалившись, глянул в зеркало — целы ли зубы. Надел очки.
Выехал на шоссе, открыл дверцу:
— Ладно, все. Садись… Бабки собери, — кивнул он на рассыпавшиеся в кабине деньги.
Отъехав немного, спросил:
— Кого встречаешь-то?
— Мужа, — ответила Маша.
— Так бы и сказала. А то деньгами трясет…
Вдали уже показались ажурные прожекторные башни аэропорта.
На выезде из города гаишник указал Губану жезлом на обочину, не спеша направился к машине. Губан выскочил навстречу:
— Извини, шеф, тороплюсь!
Торопиться надо в пределах правил, — равнодушно ответил инспектор. — Документы.
Губан автоматически хлопнул себя по футболке, по джинсам…
Раиса Николаевна с тревогой наблюдала из машины.
Гаишник подозрительно оглядел странный, не по сезону, наряд Губана, шлепанцы, не просохшие еще волосы.
— Пройдемте! — указал он на стеклянный терем поста.
Директриса вышла из машины.
— Извините, товарищ капитан. Я депутат Моссовета, — она достала красную книжицу. — Это мой водитель. Понимаете, я опаздываю в аэропорт, пришлось выдернуть его буквально из ванны. Через полчаса я буду возвращаться обратно. Если можно, давайте отложим формальности.
Инспектор внимательно просмотрел удостоверение, запоминая фамилию.
— На обратном пути остановитесь. Штраф все равно придется оформить…
Машина, оставив перед ним дымящийся след на асфальте, рванулась с места. Когда пост исчез за поворотом, Губан вдруг засмеялся:
— Во комедия!.. Опять вы меня от ментов отмазали! А машина-то не моя! Вместе погорим…
— На дорогу смотри, — сквозь зубы ответила директриса.
Маша медленно шла по огромному гулкому залу аэропорта, оглядываясь в пестрой толпе. Она впервые была в Шереметьево и растерялась среди множества мониторов с непонятной информацией, реклам, ярких витрин маленьких магазинчиков; в толпе мелькали атласные чалмы чернобородых индусов, сари, бедуинские платки, белые индонезийские шапочки, вьетнамцы табором сидели у стены на чемоданах, служащие в форменных комбинезонах толкали длинные поезда свободных багажных тележек, охранники с дубинками и рациями застыли у стеклянных дверей.
Маша поднялась на эскалаторе на второй этаж. Под потолком пропели электронные колокольчики, и деловитый голос дикторши объявил, что в правом крыле заканчивается регистрация на рейс до Нью-Йорка. Маша двинулась направо и в очереди у таможни увидела наконец Максима. Он в последний раз обнимался с одноклассниками, жал руки, целовался с девчонками. Ободряюще подмигнул матери с отцом, поднял чемодан и шагнул следом за Сью к турникету…