Capo несколько раз пытался разговорить своего спутника, но тот казался ушедшим в себя и был чем-то сильно расстроен. Потом они набрели на какую-то пичугу, лежавшую на земле с искалеченным крылом — может, это была работа Бете или другого хищника. Здесь Виралай впервые дал волю чувствам; он остановился и встал на колени возле птицы, и на лице его читалось сострадание.
— Мы должны избавить ее от мучений, — тихо произнес Capo.
Виралай поднял лицо. На нем отражалась сильная боль, точно он чувствовал страдания маленького существа. Capo протянул ему камень, но волшебник, отшатнувшись, не взял его, поэтому Capo, стиснув зубы, сделал дело сам. Когда Виралай поднимался с колен, Capo заметил, что глаза его блестят — они были полны слез.
— Так лучше, — мягко сказал он. — Нельзя было просто оставить ее здесь; это слишком жестоко.
Чародей повесил голову.
— Я знаю, ты прав, но сам я не смог бы этого сделать. Я пережил столько боли, что не могу причинять ее другим существам, даже если им от этого будет легче. — Он помолчал, словно вспоминая, а потом сказал: — Всякое существо имеет право на жизнь, независимо оттого, как оно пришло в мир.
Capo не знал, что ответить. Конечно, он был согласен с этим и, как ни странно, начинал чувствовать симпатию к своему странному спутнику. Это его немного беспокоило.
— А как ты пришел в мир? — спросил он наконец.
— Я не помню.
— И я тоже! — Capo захохотал.
Виралай заметно оживился.
— Правда не помнишь?
— Сильно сомневаюсь, чтобы многие помнили об этом событии.
Виралай какое-то время размышлял над этими словами. Потом заговорил:
— Мастер рассказывал, что нашел меня младенцем в Южных горах; меня бросили на каменистом уступе на произвол судьбы — как духи пожелают. Он случайно заметил меня и забрал к себе, чтобы вырастить как собственного сына. — Он не знал, правда это или вымысел, не ведал, почему Мастер оказался в том месте и в то время, потому что Рахе не любил говорить об этом подробно и, как правило, уклонялся от его вопросов. «Я шел на север», — только и отвечал он, и всегда менял тему разговора, если ученик интересовался, откуда он начал свое путешествие.
— Это было жестоко.
Виралай кивнул.
— Я тоже так часто думал, особенно когда он плохо обращался со мной. Лучше бы он оставил меня на съедение волкам и орлам.
Capo был потрясен.
— Нет, нет! — вскричал он. — Ты неправильно меня понял, я говорил о жестокости горцев, бросивших тебя!
— Ах вот ты о чем, — ответил Виралай. — Я слышал, у них есть поверье, что альбиносы приносят несчастье. — Он смахнул пыль с колен и с каким-то жалким, растерянным видом посмотрел по сторонам. — Это точно, много радости людям я не принес.
— Ты веришь в удачу?
— Мастер всегда говорил, что удача зависит от самого человека. Он творит ее своими руками, но я, как видно, творец никудышный.
Из-за деревьев вышла кошка Бете. Казалось, она недовольна ими — Бете смотрела на Capo и Виралая как на непослушных детенышей. Она переводила взгляд с одного на другого, будто пытаясь понять, что между ними произошло; потом посмотрела на птаху и втянула носом воздух, чтобы определить, когда та умерла. Потом быстрым ударом лапы подбросила тельце в воздух и поймала пастью; полетели пух и перья, кошка развернулась и пошла вперед.
Capo и Виралай обменялись взглядами, потом взвалили на плечи мешки, взяли жеребца за повод и двинулись за ней.
На третью ночь они заметили внизу в долине дымок, вьющийся над стоянкой. Здесь Бете уселась на землю и принялась энергично умываться, облизывая лапу и натирая ею морду, так что шерсть вскоре залоснилась, а усы встали дыбом. По ее виду Capo окончательно убедился, что Бете и волшебник ведут разговор без слов. Кошка выглядела гордой и невозмутимой, словно безупречно выполнила трудное дело и теперь предоставляет своим спутникам самим доделать то простейшее, что осталось.
— Думаешь, это они? — спросил Capo, когда они спускались с холма, стараясь двигаться бесшумно, насколько это позволяли ночная тьма и отсутствие тропы.