В мерцающем огне светильника — плошки с тремя фитилями, скрученными из мха и плавающими в тюленьем жире, — она рассматривала татуировку Персо, проводя пальцами по ее линиям с нежностью, которую трудно было заподозрить в этой крупной и грозной на вид женщине. На худой темной спине горца причудливые завитки и узоры, обозначавшие его клановую принадлежность, цвели всевозможными оттенками. Когда она впервые увидела Персо обнаженным, то застыла от изумления. Мореходы Севера иногда возвращались из экзотических стран с татуировками, полученными в каком-нибудь портовом кабаке после распития нескольких бутылок. Обычно эти подарки были непристойными или оскорбительными, иногда — кощунственными по содержанию; кто-то сам делал себе татуировку, простую и бесхитростную, скучая в дальнем плавании. Но ничего похожего на татуировку Персо она нигде и никогда не встречала. Мифические существа и причудливые виды покрывали весь торс спереди и сзади, словно он обернулся гобеленом из королевского дворца. Мэм никогда живописью не интересовалась, а художников считала бесполезными, самовлюбленными, эгоистичными, бесхребетными личностями и не выносила их. Кроме того, она считала глупыми сказками предания о богах и богинях, невиданных чудовищах, чудесах магии, которые так нравились обывателям и на Севере, и на Юге. Но она была вынуждена признать, что татуировку Персо можно назвать одним из чудес Эльды.
Когда его не было рядом, она предпочитала не думать об этих таинственных изображениях, прятала их в тайники памяти, чтобы не забивать голову мыслями о его теле, с которым так хорошо познакомилась в Халбо. Теперь, насытившись им, она снова заинтересовалась рисунками и чувствовала, как они очаровывают ее. Во всю ширину спины были изображены Фаремские скалы, строгие конические пики южных пределов мира, серые от вулканического пепла, с дымящимися кратерами вулканов. Над ними, как предупреждение, висели темные тучи с изображением молний, потоков дождя и золотистого града. Ниже, на левом боку Персо, была яркая картинка — Фалла убегает от преследователя, которого не видно, потому что он наколот на животе. Мэм уже хотела перевернуть горца на спину, но вдруг что-то приковало ее взгляд… Изображение Красного Пика изменилось. Казалось, большая гора треснула, и в щели видна огненная бездна. Наверное, он сделал эту наколку совсем недавно.
— Прекрасная работа, — сказала она. — Форент или Сэра?
Какое-то время Персо молчал, потом сонно спросил:
— О чем ты?
— О твоей татуировке, мой дикарь. Новую тебе сделали в Сэре или Форенте?
Персо перекатился, опершись на локоть, и поднял к ней лицо, недоумевая. Прямо перед собой Мэм видела его темную с золотистым оттенком грудь, живот, а ниже — густые кудрявые волосы и член, проснувшийся вместе с хозяином. Твердой рукой она снова опрокинула горца на живот и легонько придавила ладонью. Он повернул голову, взглянул на нее через плечо своими черными глазами и сказал:
— Я, как всегда, весь к твоим услугам, киска.
Ни один человек в трезвом уме и здравой памяти не рискнул бы назвать Мэм киской. Как-то раз дядюшка Гарстан завалил ее на кучу сена в коровнике и называл киской, пока срывал с нее одежду. Оправдывая это прозвище, она, как дикая кошка, вывернулась из его рук и располосовала ногтями лицо. Потом ударила его коленом в пах, забрала его нож, маленький кошель с серебром и ушла навсегда из дома. Но когда Персо называл ее киской, ей хотелось замурлыкать.
— У тебя татуировка изменилась, — сказала она. — Красный Пик извергается.
По лицу Персо было видно, что он ошеломлен.
— Извергается?
— Из него поднимаются пламя и дым, и… — Она взяла плошку светильника и поднесла ее к спине горца. Две или три капли горячего масла медленно упали на кожу, Персо вскрикнул и дернулся, но Мэм не обратила на это внимания. — …и вот здесь, — она провела пальцем по волосяной дорожке, — что-то еще. — Нагнувшись, она слегка развела его ягодицы, так что Персо почувствовал неудобство. — Лежи спокойно, я не собираюсь делать с тобой ничего противоестественного. По крайней мере пока ты этого не попросишь.