Стоптав конем одного из крестьян, он схватил револьвер.
— Держись, подлец! Отнял ее! Тебе тоже не миловаться!
Крестьянин с длинными усами потянул его за ногу с коня, и только поэтому я не упал на землю с дыркой в черепе. Ворона понял, что его сейчас стащат с коня, и выстрелом в упор положил на месте длинноусого.
И тогда я, успев вставить новые патроны, высадил в него все шесть пуль. Ворона качнулся в седле, хватаясь руками за воздух, но все-таки повернул коня, сбил на землю скуластого парня и помчался по направлению к болотам. Он все хватался руками за воздух, но еще сидел в седле и вместе с ним (видимо, лопнула подпруга) съезжал набок, пока не повис параллельно земле. Конь свернул, и голова Вороны с маху ударилась о каменный столб ограды. Брызнули мозги.
Ворона съехал с седла и бахнулся о землю, остался лежать на ней неподвижный, мертвый.
Разгром был полный. Страшная дикая охота лежала на земле, разгромленная руками обычных мужиков в первый же день, когда они немного поднатужились и поверили своим суеверным мозгам, поверили, что даже против призраков можно восстать с вилами в руках.
Я прошел по месту сражения. Коней крестьяне сводили в сторону. Это были настоящие полесские дрыганты, порода, от которой сейчас ничего не осталось. Все в полосах и пятнах, как рыси или леопарды, с белыми ноздрями и глазами, которые отливали в глубине красным огнем. Я знал, что эта порода отличается удивительно стойкой, машистой иноходью и во время намета мчится огромными скачками, как олень. Неудивительно, что в тумане мне такими огромными казались их скачки.
И еще две разгадки пришли неожиданно. Во-первых, возле седла каждого охотника висели четыре глубокие овчинные сумы, которые, видимо, в случае надобности, можно было надеть на ноги коням и завязать возле бабок. Шаг становился совсем беззвучным. Во-вторых, среди трупов и раненых я увидел на земле три чучела, одетых так, как и охотники, но привязанных веревками к седлу. На чучелах были старинные шляпы с перьями, кабти, чуги. Людей у Вороны, видимо, не хватало.
Но и наши потери были значительны. Мы никогда не победили бы этой банды профессиональных вояк, если бы не внезапность нашего нападения. Но даже и с этим получилось плохо: мужики воевать совсем не умели. Скуластый парень, которого сбил конем Ворона, лежал на земле с разбитой головою. У длинноусого мужика дырка от пули темнела прямо в середине лба. Мужик с дубиной, прорвавшийся в толпу меж всадников, лежал на земле и стриг ногами, как ножницами: отходил. Раненых было в два раза больше. Я тоже получил рану: пуля рикошетом щелкнула мне в затылок.
Мы бранились. Михал бинтовал мне голову, а я кричал, что это чепуха. Между тем среди «охотников» отыскали одного и подвели к костру, который мы развели. Передо мною стоял с висящей, как бич, рукою Марко Стахевич, тот самый шляхтич, разговор которого с Пацуком я подслушал тогда под деревом. Он был весьма колоритен в своей чуге вишневого цвета, в маленькой шляпе, с пустыми ножнами от сабли на боку.
— Ты, кажется, угрожал мужикам, Стахевич? Ты умрешь, как эти,— спокойно сказал я.— Но мы можем отпустить тебя, потому что ты один безвреден. Ты уедешь за пределы яновских окрестностей и будешь жить. Мы отпустим тебя тогда, если ты расскажешь нам о вашей деятельности.
Он поколебался, посмотрел на жестокие лица мужиков, залитые красным отблеском костра, на тулупы, на руки, сжимавшие вилы, и понял, что пощады тут ждать нельзя. Вилы со всех сторон окружали его, дотрагиваясь до тела.
— Это все Дуботолк,— начал он угрюмо.— Дворец Яновских должен был перейти к Гарабурде, но Гарабурда слишком задолжал Дуботолку. Никто об этом не знал, кроме нас, людей Дуботолка. Мы пили у него, и он давал нам деньги. А сам мечтал о дворце. Он не желал ничего продавать оттуда, хотя дворец стоил много. Ворона говорил, что, если продать все вещи оттуда по музеям, можно было бы получить много тысяч. Случай свел их с Вороной. Ворона не желал вначале убивать Яновскую, хотя ему и указали на дверь. Но после того, как появился Светилович, согласился и он. Сказка о дикой охоте короля Стаха пришла Дуботолку в голову еще три года назад. У Дуботолка откуда-то имеются припрятанные деньги, хотя живет он с умыслом бедно. Он вообще-то очень хитрый, очень скрытный, очень лживый человек. Самого умного обведет вокруг пальца, таким медведем прикинется, что дальше некуда. И вот он поехал на самую лучшую в нашей стране конюшню, к обедневшему за последние годы пану, и купил у него всех дрыгантов, а потом перевел их в Яновскую пущу, где мы построили укрытие и конюшню. Всех удивляло, как это мы можем мчаться по трясине, где и шага ступить невозможно. А никто не знает, как мы ползали по Волотовой Прорве, выискивая тайные тропы. И отыскали. И изучили. И мчались по местам, где тропа была на локоть под трясиной, а по сторонам — бездна. И, к тому же, эти кони — чудо! Они бегут на голос Дуботолка, как собаки, они чуют трясину и, если необходимо, делают над местами, где тропа прерывается, огромные прыжки. И еще: мы всегда выезжали на охоту только ночью, когда туман ползет по земле. И все поэтому считали нас привидениями. А мы еще и молчали всегда. Это был риск. Но что ж нам было делать, подыхать на четверти волоки? А Дуботолк платил. И, к тому же, мы не только доводили этим до сумасшествия или смерти Яновскую, мы еще и учили нахальных хлопов, чтобы знали страх Божий и не думали о себе слишком много. Дуботолк через Гарабурду заставил тогда Кульшу вызвать к себе девушку, так как знал: отец забеспокоится, И мы подловили Романа, перехватили его. Ух и гонка это была!.. Убегал, как черт... Но его конь сломал ногу.