— Я понимаю,— ответил я.— Надо, чтобы ни один из них не удрал. Я только что Светиловича вспомнил. Надо, братец, направляться к последнему из живых, к Дуботолку.
— Ладно,— ласково пробурчал Рыгор.— Веди.
И отряд двинулся за мною в сторону дома Дуботолка. Мы летели наметом, и кони мчались так, как будто за нами гнались волки. Луна тускло освещала нашу кавалькаду: тулупы мужиков, вилы, мрачные лица, чучела на некоторых конях. Нам довелось огибать болото вокруг Яновской пущи. Мы довольно-таки долгое время медлили там, пока передо мною не возникли верхушки лип возле дома Дуботолка. Луна заливала их мертвецким светом, и, несмотря на позднее время, под липами мерцали три розовых огонька.
Я приказал людям спешиться саженях в пятидесяти от дома и окружить его плотным кольцом. Факелы держать в руках и быть готовыми по сигналу зажечь их. Приказ исполнили молча. Сам я перелез через низенькую ограду в сад и пошел между радами почти уже голых яблонь, залитых трепетным, неопределенным лунным светом.
— Кто с конями? — спросил я у Рыгора, шедшего за мною.
— Хлопец один. Он, в случае чего, сигнал нам подаст. Свищет слишком уж хорошо. Просто соловей-разбойник: кони на колени падают.
Мы крались дальше, и сапоги наши мягко ступали по мокрой, лоснящейся, как мак, земле. Я подошел к окну: Дуботолк был в комнате и нервно ходил из угла в угол, часто поглядывая на стенные часы.
Я никогда не видел такого лица. Это был другой Дуботолк, и тут, наедине с собою, конечно, настоящий. Куда подевались доброта, рассудительность, румяное лицо рождественского деда. Это лицо было желтым, с изрядно опущенными углами рта, с резкими морщинами у носа. Глаза запали, смотрели мертво и мрачно.
Я ужаснулся, когда увидел его, как ужасается человек, проспавший ночь в кровати и лишь утром нашедший в ней змею, которая залезла туда ради тепла.
«Как я мог быть таким беспечным?» — с ужасом подумал я.
Нет, с ним надо было кончать. Он сам опаснее, нежели десять диких охот. Хорошо, что я лишил его тогда на некоторое время возможности ездить верхом, иначе мы бы легко не отделались. Он бы не поехал прямо на пули, он бы не дробил отряд, он бы раздавил нас с Рыгором, как котят, копытами своих коней, и сейчас мы лежали бы где-то на дне Прорвы с выколотыми глазами.
— Присылай сюда, Рыгор, человек семь. Они будут выбивать дверь тут, вы — с парадного входа, а я попробую отодрать доску в мшанике и броситься на него. Только всем сразу.
И я вытащил из кармана револьвер.
— А может, попробовать выдать себя за охоту, постучать в окно и, когда откроет, схватить. Родственников он на эту ночь отослал, один в доме,— предложил Рыгор.
— Ничего не получится. Это хитрый лис.
— А все-таки попытаться... Понимаешь, крови жалко...
— Смотри, хлопец, чтобы хуже не было,— покачал я головою.— Но попробуй.
Коней подвели к дому, люди мои заговорили. Я с радостью увидел в окно, что лицо пана Рыгора просветлело, как будто он дождался наконец. Он пошел со свечой к двери, но вдруг остановился, недоумение отразилось на его лице. В тот же миг он дунул на свечу и комната погрузилась во тьму. Дело срывалось.
— Хлопцы! — крикнул я.— Окружайте дом.
Послышался топот бегущих ног, окрики. С двух сторон начали ломать двери, бить в них тяжелым. А из мезонина сразу прозвучал выстрел, и я услышал, как кто-то рядом со мною испуганно ойкнул. Еще выстрел.
И сразу за выстрелом раздался с высоты нечеловеческий от ярости голос Дуботолка:
— Обложили, собаки. Погодите! Шляхта так не сдается!..
Из второго окна мезонина вылетел сноп огня. Дуботолк, видимо, перебегал от окна к окну, стреляя во все стороны по подступающим людям.
— Ого, да у него там целый арсенал,— тихо произнес Рыгор.
Слова его прервал еще один выстрел. Молодой парень рядом со мною покатился по земле с пробитой головою. Дуботолк стрелял лучше самого лучшего охотника-полешука. Еще выстрел.
— Прижимайтесь к стенам! — крикнул я.— Там пули не заденут.
Пули наших парней, стоявших за деревьями, отбивали щепки от бревен мезонина, брызгали штукатуркой. Но понять, в каком окне появится Дуботолк, было невозможно. Победа наша обещала быть пирровой.
— Андрей! — гремел голос Дуботолка.— Ты тоже получишь свое. За моей душой пришли, дьяволы,— отдадите свои души. Шляхта белорусская не сдается!
Я хорошо знаю, как держат себя крестьяне во время бунтов. Достаточно нескольких неожиданных выстрелов — и возникает паника. Но это были наши лесовики, белорусская лесная кровь, привыкшая к опасности, стойкая даже перед смертью, охотники, меткие стрелки, лучше всяких солдат.