Эти не побегут.
— Факелы зажигайте,— крикнул я.— Бросайте их на крышу.
В тот же миг полыхнули вокруг дома три десятка огней. Некоторые из них, описав в воздухе полукруг, падали на крышу и, разбрызгивая вокруг себя смолу, постепенно начинали протягивать языки пламени к окнам мезонина. В ответ на это послышался рев.
— Сорок на одного! Да и то огнем пользуетесь! Благородство!..
— Замолчи! — ответил я,— А на одну девушку двадцать всадников выпускать благородно?! Вон они, твои всадники, сейчас в трясине лежат И ты там будешь.
Дом Дуботолка пылал. Желая быть подальше от стенки, я метнулся к деревьям и едва не упал — пуля «короля Стаха» пропела возле моего уха, даже волосы зашевелились. Но я все-таки стал за дерево и начал следить.
Пламя охватило мезонин. В один из моментов лицо Дуботолка и его тень появились в одном окне. Я вскинул револьвер и сразу выстрелил.
Дуботолк дико взвыл.
Пламя заглядывало в мезонин, и там, в огне, сами начинали стрелять заблаговременно заряженные ружья. Мы успокоились и совсем было отошли от дома, превратившегося в сплошную свечу, когда внезапно голос парня у коней встревожил нас. Мы глянули в ту сторону и увидели Дуботолка, который выбрался из заброшенного подземелья саженях в пятидесяти от дома.
— А-ах — проскрипел зубами Рыгор — Забыли, что у лисицы в норе всегда второй ход имеется.
А Дуботолк, петляя, мчался по направлению Волотовой Прорвы. Правая рука его висела. Видимо, я все-таки угостил его.
Он бежал со скоростью, неожиданной для его полноты. Я выстрелил из револьвера — далеко. Целый залп вырвался из ружей моих людей — хоть бы что. Дуботолк пробежал небольшой лужок, с маху бросился в болото и начал прыгать по кочкам, как кузнечик, с такой быстротой, что в глазах рябило. Оказавшись на безопасном расстоянии, он погрозил нам кулаком.
— Держитесь, крысы!..— долетел до нас его страшный голос.— Ни одному из вас не жить. Шляхетством, именем, кровью своей клянусь — вырежу вас вместе с детьми.
Мы были потрясены. Но в этот миг свист такой силы, что у меня заболело в ушах, раздался над болотами. Я взглянул в ту сторону и при свете пожара увидел, как парень ткнул одному коню прямо под хвост колючий сухой бодяк. Опять свист...
Стадо дико ржало. Кони вставали на дыбы. Поняв план этого юноши, мы бросились к дрыгантам и начали хлестать их. В следующее мгновение охваченное паникою стадо помчалось к Волотовой Прорве. На некоторых конях еще остались фигуры ложных охотников.
Дикий стук копыт разорвал ночь. Кони мчались как бешеные. Дуботолк, видимо, тоже понял, чем это попахивает, и, отозвавшись безумным криком, побежал со скоростью отчаяния по болотной тропе. Он наддавал, а кони мчались за ним, приученные к этому тем, кто сейчас убегал от них.
Мы видели, как яростно мчалась дикая охота короля Стаха, лишенная всадников. Развевались по ветру гривы, тина летела из-под копыт, и звезда горела над головами коней.
Ближе! Ближе! Расстояние между Дуботолком и бешеными конями уменьшалось. В отчаянии он свернул с тропы, но обезумевшие кони свернули тоже.
Крик, исполненный смертного ужаса, долетел до нас:
— Спасите! О, король Стах!..
В тот же миг ноги его с маху вскочили в бездну, а кони настигли его и начали проваливаться. Первый дрыгант смял его копытами, вдавил глубже в вонючую топь и заржал. Заклокотала, заговорила трясина.
— Король Стах! — долетело до нас.
Потом что-то огромное заворочалось в глубине, глотая воду. Потом кони и человек исчезли, и только большие пузыри зашипели на поверхности.
Как свеча, пылал дворец последнего «рыцаря» белорусской земли, рыцаря ночных разбоев и волчьего солнца. Мужики в вывернутых тулупах и с вилами в руках стояли вокруг дома, залитые красным тревожным светом.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Я явился домой грязный, усталый и, когда сторож отворил мне дверь, сразу пошел к себе. Наконец все было кончено, наконец раздавили чугунную дикую силу. Я был так измучен, что, запалив свечу, едва не уснул на кровати, наполовину стянув один сапог. А когда я лег, все поплыло перед моими глазами: болота, пламя над домом Дуботолка, мерный стук копыт, всадники, ужасные крики, лицо Рыгора, опускающего тяжелые вилы-тройчатки. И лишь потом тяжелый сон свалился на меня, вдавил голову в подушку, как конь только что копытом голову Дуботолка. Даже во сне я жил событиями ночи: бежал, стрелял, скакал — и чувствовал сам, что ноги мои двигаются, бегут во сне.