— А, с присосками, — Гоблин хмыкнул. — Да. Ну, это. Наверно, сойдет. А у меня — вот.
Резким движением он выхватил из-за пазухи огромный черный револьвер и прицелился в сторону леса. В его левой руке появился фонарик, который вспыхнул ослепительно-белым светом.
— Стоять! — рявкнул Гоблин. — Всем немедленно выйти из леса!
Виктор Петрович незаметно прикрыл глаза, борясь с желанием закрыть лицо ладонью.
— До чего дошли современные нравы, — едва слышно, себе под нос, пробормотал он. — Куда подевалось достоинство и самоуважение? Осталось только шутовство.
— Что? — переспросил Гоблин, водя перед собой черным револьвером. — Нравится? Шесть зарядов, батарея в рукоятке, пуляет так, что синяки оставляет!
— Да, — громко произнес Виктор. — Очень нравится. Но нам пора идти.
— В путь! — провозгласил Гоблин. — И пусть все силы тьмы…
Виктор Петрович повернулся и решительно направился в глубь парка, отчаянно хрустя снегом.
Гоблин припустил следом. Виктор шел быстро, поглядывая на карту и стараясь не обращать внимания на то, что его спутник тычет в темноту своим оружием, изображая стрелка с Дикого Запада. Виктору Петровичу стало даже немного стыдно за своего напарника. Нет, конечно, каждый развлекается как умеет, но это уже выходит за рамки. Это уже не забава, это инфантилизм во всей красе.
Они не разговаривали. В полном молчании спутники пересекли освещенную часть тропинки и углубились в темноту парка. Тут пригодился фонарик Гоблина, что озарял путь не хуже строительного прожектора. Идти было довольно легко. Людей кругом не было — мало кто отваживался прогуляться в полночь по этой заброшенной части парка. Место глухое, недоброе. Красотой не одарено, разглядывать тут нечего, тем более что на дворе почти зима, вот и нет никого в этом парке.
Ларек с чебуреками, оказавшийся давно заброшенной железной будкой, был закрыт. И, судя по виду, не открывался уже года три. В полном молчании спутники обошли его стороной и углубились в лес. На этот раз вперед выдвинулся Гоблин.
— За мной, — сказал он, махнув рукой. — Я знаю дорогу! Тут уже близко.
И он весело, вприпрыжку, поскакал по глубокому снегу. Виктор Петрович отстал — его теплые ботинки щедро черпали снег, и он старался идти осторожнее. Впрочем, это не помогло. На втором сугробе он все-таки набрал полные ботинки снега и сдавленно чертыхнулся.
— Что? — подал голос Гоблин, убежавший вперед и светивший из темноты фонариком. — Застряли?
— Иду, — откликнулся его спутник. — Уже иду.
— Тут рядом, метров десять осталось, — дружелюбно отозвался паренек, поджидая своего напарника. — Там дерево такое, с дуплом. А от него уж близко до закладки. Сказано, что клад в железе — опять, наверно, в урну запихнули.
— В урну, — пропыхтел Виктор Петрович, приноравливаясь к бодрому шагу спутника. — В урну!
— А что делать, — серьезно отозвался Гоблин. — Игра.
Пару минут шли молча. Дорожки под ногами больше не было, и им приходилось шагать по нетронутому снегу. Кругом ни огонька — только темнота, из которой свет фонарика выхватывал то изломанные ветви кустов, то голые, мокрые стволы деревьев. Темнота — хоть глаз выколи, и без фонарика, что так удачно захватил с собой Гоблин, спутникам пришлось бы туго.
— Полезная вещь, — наконец сказал Виктор, — надо себе такой завести.
— Пустяки, — отозвался паренек. — В любом ларьке продается.
Сделав еще пару шагов, он поежился.
— Виктор Петрович, — сказал он. — Я хотел спросить… Зачем это вам?
— Что? — переспросил тот, не сбавляя шага.
— Все это, — ответил паренек, махнув рукой.
— А, — сухо отозвался мужчина. — Ну, это, знаешь, немного волнует кровь. Заставляет чувствовать себя живым.
— Чувствовать себя живым, — печально повторил Гоблин.
— А тебе? — с интересом спросил мужчина. — Зачем тебе все это шутовство, скоморошество? Вы же не ведете себя так в обычной жизни?
— Не знаю, — совершенно серьезно отозвался молодой человек, замедляя шаг. — Быть может… это тоже заставляет меня чувствовать себя живым.
Он сделал пару шагов вперед, опустил фонарик, подсвечивая белый наст под ногами. Виктор Петрович замешкался, пробираясь сквозь очередной сугроб, немного отстал…
— Извините, Виктор Петрович, — произнес Гоблин.
Фонарик упал в снег, мазнув лучом по черным зарослям кустов. Гоблин резко обернулся, вскинул руки и рванулся к своему спутнику. Его лицо, подсвеченное упавшим фонариком, исказилось. Глаза залило алым, рот распахнулся жадным провалом, из которого выглянули два длинных клыка, острые, как иглы. Гоблин двигался быстро и бесшумно, как призрак, сорвавшийся с адской цепи. В мгновенье ока он оказался перед Виктором, успевшим поднять руку и заревел, как дикий зверь. И тут же задохнулся, когда полметра кованой стали пробили ему грудь — там, где когда-то билось сердце. Рев перешел в стон, руки с отросшими ногтями опустились. Ноги Гоблина стали ватными, ослабли, и он рухнул на колени перед Виктором Петровичем, сжимавшим в руке короткий меч с узким лезвием, что полностью вошло в грудь упыря.