Храфн с лязгом бросил в ножны меч и любопытно склонился над барсом, уже не умирающим, но еще бессознательным.
— Ты познакомишь меня с гостями? — и яду столько, что хоть сцеживай да ревматизм лечи!
— Ох, прости, — я последний раз погладила пушистый мех подруги, просто чтобы убедиться, что раны успешно регенерируют и встала, виновато глядя на сбежавшееся воинство, — это мой сын Торвальд и моя подруга Томирис. Она… оборотень… А вот что тут произошло я и сама не понимаю. Но надеюсь разобраться.
— Что ж, — конунг протянул моему отпрыску руку, помогая подняться с земли, — добро пожаловать. Эй, кто-нибудь, отнесите барышню к Римме!
Не умереть от облегчения мне стоило многих трудов. Честно сказать, столь лояльного отношения к оборотню я не ожидала. Целая куча всевозможных суеверий равняла в людском представлении этих весьма разумных существ едва ли не с упырями! Да и то сказать, упыри-то когда-то были людьми, чего не скажешь об этих подлых тварях!
Но то ли я чего-то не знала об этом конкретном конунге и его людях, то ли просто ребята оказались умнее, чем я о них думала.
Эйнар подхватил очаровательную барышню (уж он-то понимал в этом толк!) на руки и понес прочь от лишних глаз, скорее любопытствующих, чем враждебных. Впрочем, хватало и таких.
Оно и понятно! Мало им было одного Тура в моей «свите», так теперь еще и оборотень! Хотя… о «мистической» сущности Эйнара парни догадывались, и, кажется, не слишком-то волновались по этому поводу, даже Томас и тот вроде бы не слишком тревожно косился в его сторону. Но одно дело воин-волк, главный герой целой кучи местных мифов и легенд, а другое дело совершенно незнакомая кошка непонятной национальности и вероисповедания! Если захотеть, то может получиться отличный повод для обвинения меня во всех известных смертных грехах и парочки преступлений против правды. Вон тот же Хелег…
Я обернулась на парня и тут же расслабилась. Ничего похожего на неприязнь или же хитроумные планы избавления от меня я не увидела. Любопытство. Чистое, искреннее, почти детское любопытство!
Что ж… в своем человеческом облике Томирис действует на мужчин просто сногсшибательно. Да я и сама, когда ее первый раз встретила, вела себя не лучше, оглушенная, ослепленная ее буйной, возможно даже через чур агрессивной красотой. Собственно, на то, чтобы восстановить хоть какие-то остатки собственного достоинства и начать вести себя разумно, а не брызгать ядовитой слюной от черной зависти, ушло тогда все мое самообладание любовно выпестованное годами долгих тренировок.
Но то в человеческом. В кошачьем же облике мужчины обычно реагировали на нее либо возбуждением-любопытсвом, будто чувствуя, какое чудо скрывается от их глаз под серебристой шкуркой, либо паническим ужасом связанным с немедленным желанием избавить мир от моей прелестной подруги. Но это трусы. Хелег трусом не был. Его дешевая самоуверенность просто не позволяла предположить, что такой замечательный он может не справиться с любой опасностью.
Так что на серебристую красотку мальчик взирал с любопытством, приличествующим его возрасту, но совершенно непристойной для его профессии и положения. Тоже мне, грозный сын грозного конунга.
Мне пришло в голову, что Хелег совсем не намного старше моего Торвальда! Ну сколько ему? Девятнадцать? А моему скоро пятнадцать. Вытянулся, уже выше меня ростом, а сам худющий…
— Мам, сколько можно говорить, я не худющий, я изящный! — мерзкий мальчишка блеснул на меня голубыми очами с самым независимым видом, на который был способен, — и вообще, люди же кругом, держи себя в руках!
Я только усмехнулась. Борется за свою свободу, что ж, оно и понятно, большой уже! Да только помню я твои перепуганные глаза, дружок, когда ты понял, что в школе остаешься один, без любящей мамочки. И ведь совсем недавно это было, еще и полгода не прошло.
— Не спорь с матерью! Худющий! Мне лучше знать!
Преступив порог своего уже родного домика, я в растерянности остановилась, наблюдая как Эйнар бережно укладывает свою ношу на мою кровать. И как он ее допер-то? Ведь тяжелая киса-то!
Но вовсе не этот факт подействовал на меня столь удручающим образом. Кровать-то одна! А нас теперь трое. Ну, допустим, мы с Томирис поместимся, если ей не вздумается принять человеческий облик, но куда девать Торвальда? На пол? Холодно же! Весна весной, но от земли тянет сыростью и прохладой. А класть его на кровать к Томирис… Ну… то есть можно, конечно, но… нет на то моего материнского благословения, чтобы мой мальчик, которого я родила и растила спал со всякими там… Пусть даже и в кошачьем виде! Ведь он-то прекрасно знает, как она выглядит!