А то она не понимает. Видимо, всё-таки произошло. Уже. Или должно произойти.
Опять Ши во что-нибудь ввязался. Или дело в Даньке. Его ведь не зря поначалу отобрали у неё и прятали.
Папа тоже отмалчивался. А мама на этот раз не смирилась и не отпустила Киру одну, поехала вместе с ней. И это хорошо. В её присутствие гораздо спокойней, и с Данькой не так тяжело.
А глаза у него действительно разные. Один ‒ почти чёрный, а второй ‒ немного светлее: тёмно-серый или тёмно-синий в зависимости от освещения. Издалека почти незаметно, а вблизи видишь сразу. Необычно, но всё-таки не так как у Ши. У того в глазах жутковатый непроглядный мрак, у Даньки ‒ тёплая ночь. Такая как сейчас.
Кире уютно в её умиротворённой бархатной темноте, и возвращаться в дом не хочется. Бесконечно просидела бы на крыльце, прислонившись виском к резной деревянной балясине. Спокойно и тихо, и мысли размеренные, отстранённые. Хотя иногда случается, не удерживаешься, начинаешь придумывать несбыточное.
Шум автомобильного мотора слышен издалека, сначала едва различимый гул постепенно нарастает, приближается, замирает поблизости. Нет, лучше не предполагать. Всё равно ошибёшься. Но лёгкое волнение сдержать не получается.
Щёлканье замка, ворота открылись. Значит, кто-то из родственников хозяйки. Сама она живёт на даче круглый год, остальная семья в городе. Появляются наездами, летом ‒ остаются надолго, а всё остальное время бывают по праздникам и выходным. Или просто привозят необходимое.
Машина въехала на участок, ослепив ярким светом фар, пристроилась под навесом парковки и застыла, мотор умолк. Дверь открылась.
‒ О! Я думал, всё уже спят. Но ты чувствовала, что я приеду? И ждала.
‒ Ну как же иначе, ‒ подыграла Кира.
Внук хозяйки ‒ Олег ‒ немногим старше Киры, подошёл, уселся ступенькой ниже, огляделся по сторонам.
‒ Всё-таки хорошо здесь.
Кира согласно кивнула и спросила:
‒ А ты почему так поздно?
‒ Как уж получилось, ‒ Олег беззаботно улыбнулся. ‒ Да и не всё ли равно? Переночую здесь. Ты же пустишь?
‒ Ну а я-то причём? Это я тут гость, а ты как раз хозяин.
Тихонько скрипнула дверь в дом и сразу прозвучало:
‒ Олежка приехал! ‒ Хозяйка Валентина Петровна, тоже вышла на крыльцо и тоже спросила, почти повторив Киру слово в слово: ‒ А что ж ты так поздно? Вот ведь любите вы по темноте, ночные жители.
Скорее всего имела в виду и Киру с её частыми ночными посиделками в одиночестве.
‒ Да какая разница: рано-поздно, день-ночь? ‒ всё так же беззаботно отмахнулся Олег. ‒ Я продукты привёз. Наверное, в холодильник надо. И ещё там.
Легко поднялся сам, протянул руку Кире. Она ухватилась за его ладонь, потянулась вверх, встала и сразу разжала пальцы. А Олег ‒ нет. Удерживал её ещё несколько мгновений. Кира посмотрела ему в глаза, с вопросом и с возражением, а он выдержал взгляд, но всё-таки отпустил руку, развернулся, направился к машине. Валентина Петровна ‒ за ним, на ходу интересуясь:
‒ Неужели назад сразу покатишь? Или останешься?
‒ Останусь, конечно. Не переживай.
Кира тоже спустилась с крыльца. Наверняка, там и для неё пакеты.
Вит говорил: «Найди другого», но Кира не отнеслась к его словам серьёзно. А вот реальность похоже отнеслась, или именно она вложила в уста хамелеона подобные слова.
Не успели познакомиться, а Олег уже заинтересовался Кирой. Хотя какой может быть интерес у молодого парня к матери-одиночке? Он ни разу не спросил про Данькиного отца. Наверное, решил, что раз о том не заговаривали, его как бы нет.
Ну правильно. Его как бы нет.
Кира тихонечко вошла в комнату. Мама спала на диване, отвернувшись к стене, Данька ‒ в кроватке. На спине, привольно раскинувшись, спинав в ноги одеяло. Не любил он укутывание. Но Кира всё-таки накрыла его, погладила закинутую к голове руку, провела пальцами по редким светлым волосам. Мягкие, шелковистые. А чувство такое, будто прикоснулась не к одному, а сразу к двоим.
«Что там с тобой опять происходит?» Вопрос в никуда, без адресата. Даже если услышал бы, не факт, что ответил. А уж так ‒ тем более. Тишина.
Кира тоже легла, уткнулась носом в подушку.
Ну, почему? Почему иногда нестерпимо, почти до стона, хочется, чтобы не подушка, не безразличная мягкость постели. Живое. Пусть даже не слишком мягкое и ласковое. Чтобы стук сердца под щекой, и тепло, не собственное, чьё-то другое. В какой-то момент даже кажется ‒ без разницы чьё. Лишь бы не одной.
Можно забрать из кроватки Даньку, но жалко его беспокоить. Можно…
Кира откинула одеяло, хотела подняться, но тут зашевелился Данька, засопел. Сейчас проснётся. Кира просунула руку между прутьями защитной решётки, обхватила маленький кулачок. Малыш поворочался, меняя позу, и опять затих. А Кира так и заснула, держа его за ладошку.