‒ Нет, ‒ твёрдо возразил настоятель. ‒ Я не всемогущий.
Врал. Нагло врал.
К чему тогда были разговоры о преемнике? Данька ведь ему нужен. Он же не зря с самого начала забрал его себе. Так почему столь легко отказывается помочь? Желает, чтоб Ши перед ним унижался, умолял.
Ладно, ладно, ладно. Меньше всего сейчас думается о какой-то там гордости, независимости, свободе.
Ши стоял на коленях ‒ как устроился, доставая Даньку, так и не изменил позу, только немного развернулся ‒ но не замечал. Ничего не замечал. Что на коленях, что голос прерывается, что смотрит заискивающе. А ведь думал, что неспособен.
‒ Я сделаю, что угодно. Только помогите. Отдам, что угодно.
Но в ответ прозвучало отрезвляющее:
‒ А у тебя что-то есть?
Ши задумался на мгновенье, осознал.
Ничего. Чёрт! Совсем ничего. Только…
‒ Жизнь.
В глазах настоятеля мелькнула жалость, царапнула высокомерным холодом металла, обернулась презрением.
‒ Считаешь, это равноценный обмен? Да ты ведь и сам свою жизнь не ценишь. Так зачем предлагаешь дешёвку?
И ведь не возразишь в ответ. Ши растерянно замер, а настоятель приблизился к Кире, наклонился над ней, внимательно вглядываясь. Потом присел, положил ладонь ей на голову, провёл, по волосам, по лицу, вниз к подбородку, словно попытался стереть с неё пыль. Или что-то другое, невидимое. Сообщил безучастно:
‒ Она выживет.
Ши посмотрел на Даньку, чуть сильнее сжал обхватывающие его пальцы, потом поднял взгляд на настоятеля.
‒ А он?
‒ Он слишком маленький. Не справится. Даже доставшихся ему от тебя возможностей не хватит.
‒ Так сделайте…
Настоятель перебил раздражённо:
‒ Послушай.
‒ Нет.
‒ По…
На этот раз Ши оборвал его ещё раньше, выдохнул яростно:
‒ Нет.
Настоятель почти без замаха открытой ладонью резко ударил его по щеке. Впервые за всё время повысил голос, почти прокричал:
‒ Почему сейчас ты не хочешь объективно оценивать реальность? Ты же прекрасно понимаешь…
Нет, такими мелочами Ши не свернёшь. Ни ударами, ни криками, ни рациональными фразами.
‒ Сделайте что-нибудь. Я…
Но теперь настоятель перебил его, произнёс холодно и презрительно:
‒ Я уже слышал. Ты готов на всё. ‒ Он пристально уставился на Ши, но внезапно выражение на его лице изменилось. По-прежнему осталось жёстким, на мгновенье даже желваки вздулись от напряжения, злость мелькнула во взгляде. Но пренебрежение и негодование исчезли. ‒ Сядь. Положи его на колени и держи.
Пока Ши выполнял приказ, настоятель отыскал и подобрал один из его кинжалов. Потом вернулся, подошёл вплотную.
‒ Дай руку.
Ши протянул ему ладонь, настоятель ухватил его за пальцы, развернул как надо, внутренней стороной вверх, без колебаний полоснул кинжалом по запястью.
Кровь заструилась, сильно и щедро, будто только и ждала момента, когда сможет вырваться наружу. Ши отодвинул руку в сторону, боясь, что испачкает Даньку, и сразу же услышал недовольное и строгое:
‒ Нет. Положи руку ребёнку на грудь. Кровь должна попадать именно на него.
Ши глянул недоверчиво, но возражать и переспрашивать не стал. Сделал как велено, но, получилось, опять неправильно.
‒ Разрезом вниз, ‒ раздражённо поправил настоятель.
Повернул руку.
Данькина кофта мгновенно пропиталась красным, и стало совсем жутко: сейчас он весь окажется в крови. Но пятно не разрасталось, вроде бы наоборот стало меньше. Будто кровь внезапно остановилась. Или, скорее… скорее, почти сразу впитывалась, уходила внутрь маленького безжизненного тела. Действительно безжизненного. Ши знал.
Уже несколько секунд ‒ ни вдохов, не выдохов, и сердце не последний раз толкнулось слишком давно. Не бывает таких промежутков между ударами.
Или бывает?
Слабо дёрнулось, едва различимо. А, может, показалось? Слишком хотелось ощутить, вот и ощутил. Обманул сам себя, представил.
Не представил.
Ещё толчок и ещё. Рука, плотно прижатая к Данькиной груди, хорошо чувствовала, как та часто приподнималась и опадала от лёгкого дыхания.
И сразу отпустило, повело, как-то чересчур быстро повело, мир поплыл перед глазами. Хотя, пожалуй, дело не только в Ши. Мир действительно поплыл, развалины сменялись строгостью и прохладой серого камня. Храм наползал, перекраивая положения в пространстве, втягивал внутрь себя не всё подряд, только что надо. Кого надо. Настоятеля, Киру, Ши с Данькой на руках.
Но и повело тоже. В ушах шумело, изображение всё сильнее теряло чёткость, размывалось в сплошную серую пелену. Мысли становились вязкими. Но сквозь шум и муть всё-таки прорвалось: