Превозмогая боль, пульсировавшую в висках, Конан осмотрелся. Роскошным ложем, на котором он лежал, не побрезговал бы и король. У противоположной стены довольно-таки просторной комнаты с зарешеченными окнами и массивной дверью стояло еще одно ложе, убранное нежно-голубыми простынями и толстой пуховой периной. На нем, утопая в необъятных подушках, лежал Джерим. Судя по всему, маг крепко спал.
— Джерим, — хрипло позвал приятеля киммериец, — Джерим, проснись…
Чародей не отозвался, а лишь перевернулся на другой бок, слегка при этом всхрапнув. Это движение, а также попытка разбудить вендийца отняли у Конана остатки сил и он снова погрузился в глубокий сон.
Когда он опять проснулся, на краю его постели сидел Джерим, выглядевший вполне свежим и бодрым. Боль пробудилась вместе с варваром, и он тихо застонал.
— Не шевелись, — распорядился чародей, — Тебя чем-то сильно ударили по голове. Молчи. Сейчас я тебя вылечу.
Он положил руки на голову Конана, сильно сжал ее, отчего киммериец даже поморщился, затем начал гладить его по волосам, быстро-быстро что-то приговаривая. Боль отступила, и сознание прояснилось, Конан вновь обрел способность говорить.
— Где мы, Джерим? — спросил он, как только маг замолчал и убрал руки с его головы. — Что происходит? Если мы в тюрьме, то откуда такая роскошь? А если мы в гостях, то зачем решетка на окне?
— Я могу лишь догадываться, — печально улыбнулся вендиец, — Мы прогневали богиню Тнихе, и она готовит для нас наказание. Но так как она не кровожадна, то и условия нашего заточения вполне приличные.
— Что с Анкалей?
— Не знаю. Она где-то здесь. С ней все в порядке. Я это чувствую.
Дверь комнаты (или тюремной камеры?) тихо отворилась, и на пороге возникла молодая женщина, одетая лишь в полупрозрачную набедренную повязку. В руках она держала большой поднос, уставленный разнообразными угощениями. Среди блюд с едой возвышались два изящных кувшина и два массивных золотых кубка. Не произнося ни слова, красотка, зазывно виляя крутыми бедрами, прошла мимо ложа Конана и поставила поднос на низкий столик с изогнутыми ножками. Затем все так же молча она направилась к двери. У порога женщина задержалась, ибо ее набедренная повязка, зацепившись за ручку двери, легко скользнула на пол. Прелестница низко нагнулась, отчего у киммерийца потемнело в глазах, подняла полоску тончайшей ткани и выскользнула в коридор. До ушей узников донесся звон ключей, и все снова погрузилось в тишину.
— Хороша, — причмокнул Конан.
— Ты неисправим, — рассмеялся чародей, — Мы с тобой заперты в этой клетке, а тебя волнуют прелести блудниц.
— Когда они перестанут меня волновать, значит, я уже нахожусь на Серых Равнинах, — улыбнулся варвар. — Впрочем, и там, наверное, найдется несколько красоток…
— Давай лучше посмотрим, что она принесла, — перебил его Джерим.
— Слушай, — не унимался Конан, — тебя что, совсем не интересуют женщины?
Вендиец долго молчал, а потом, набрав в грудь побольше воздуха, словно собирался нырять на дно морское, быстро ответил:
— Не знаю. У меня не было ни одной,
— Вот это да! — воскликнул киммериец, спуская ноги на пол. — Если бы ты знал, сколько потерял!..
— Еще узнаю, — коротко ответил Джерим, явно не желая продолжать разговор на эту тему. — Давай поедим.
Они плотно закусили, причем Конан с восторгом и чавканьем наслаждался прекрасно приготовленным мясом, а Джерим довольствовался овощами и фруктами, позволив себе, правда, небольшой кусочек сочной жареной рыбы. Обильный завтрак они запили вином и соком, находившимися в кувшинах,
Насытившись, Конан внимательно осмотрел комнату и, не обнаружив ничего более подходящего, соорудил себе набедренную повязку из полосы шелка, оторвав ее от простыни. Затем он развалился на постели, потянулся и лениво проговорил:
— Хорошая тюрьма. Отдохнем немного и примемся за дело.
— Ты что-нибудь придумал? — поинтересовался чародей.
— Пока нет. Однако мы еще живы, а значит, выход найдется.
Долго отдыхать им не пришлось. Дверь снова отворилась. На сей раз внутрь вошли одна за другой три обнаженные очень молоденькие девушки. На их изящных шеях играли, переливаясь, яркие ожерелья, на запястьях и щиколотках позвякивали золотые браслеты. Откуда-то полилась мелодия, и гостьи начали танцевать. Такого удивительного танца Конану еще никогда не приходилось видеть. Каждое движение обольстительных танцовщиц все больше и больше пробуждало в нем жгучее желание, постепенно овладевавшее киммерийцем и мутившее его рассудок. Покосившись на Джерима, Конан увидел, что щеки чародея залил лихорадочный румянец, рот его приоткрылся, глаза помутнели. Он сидел на ложе, прижимая колени к подбородку, словно пытался удержать рвущуюся в бой плоть. Варвар усмехнулся и вновь повернулся к танцовщицам. Одна из них, кружась в такт мелодии, подошла совсем близко к его ложу, и Конан, рванувшись вперед, попытался поймать девушку. Однако стоило ему сделать резкое движение, как музыка смолкла, а танцовщицы исчезли, словно никогда тут и не появлялись.
— Что это было? — почти шепотом спросил Конан.
— Иллюзия, — сглотнув, отозвался Джерим.
— Иллюзия? Зачем?
— Похоже, это привет от Тнихе, — печально улыбнулся маг. — Интересно, что она еще придумает?
Однако сколько ни пытались Конан и Джерим разгадать планы рассердившейся на них богини, никому из них даже и в голову не могло прийти, какой будет месть обиженной женщины. Впрочем, как поведет себя женщина по отношению к мужчине, отвергшему ее ласки, не смог бы угадать никто, порой и сама женщина.
День прошел довольно спокойно, и одиночество узников лишь дважды нарушали послушницы, приносившие им еду. Обе они не проронили ни слова. Поздно вечером Б комнату заглянула еще одна женщина, которая пробыла там совсем недолго. Также храня молчание, она подошла к стене, откинула висевший на ней ковер, показала мужчинам скрывавшуюся за ковром дверь и ушла. За дверью оказалась прекрасная ванная комната.
— Интересно, долго ли они будут держать нас здесь? — спросил Конан, кутаясь в длинную мягкую простыню и стряхивая остатки воды со своей косматой гривы.
— Наверное, до тех сор, пока Тнихе не решит, что с нами делать, — отозвался Джерим. — Но я чувствую, что никто не испытывает к нам вражды.
— Как это? — удивился варвар.
— Я могу на довольно большом расстоянии распознать чувства людей и животных, — пояснил чародей. — Смерть нам не грозит.
Однако то, что ожидало их в ближайшие несколько дней, для молодых и крепких мужчин было едва ли лучше смерти. В их комнате появлялись очаровательные девушки, одна соблазнительней другой, все совершенно разные. Они манили, дразнили, зазывали узников, но стоило страстям накалиться до предела, как прелестницы таяли, словно легкий утренний туман. Напрасно и Конан, и Джерим убеждали себя, что все это — лишь иллюзия, наваждение и что в следующий раз они не дадут увлечь себя. С желанием, которое вызывали у них чудные красотки, совладать было невозможно. К вечеру, вконец измученные неутоленной страстью, мужчины без сил падали на свои ложа и засыпали тяжелым сном, который не приносил облегчения.
Однажды утром киммериец, с трудом разлепив припухшие и покрасневшие веки после нескольких часов беспокойного сна, увидел, что чародей сидит на полу, скрестив ноги, положив на колени руки ладонями вверх и закрыв глаза. Слегка удивленный, варвар не стал тормошить при- ягеля, а решил подождать, что будет дальше. Наконец Джерим поднялся на ноги и, бросив на приятеля быстрый взгляд, улыбнулся:
— Кажется, я знаю, как нам сбежать отсюда.
Вымотанный непрекращающейся пыткой, которую придумала для них оскорбленная и разгневанная богиня, вендиец, решив, что не причинит этим никому зла, совершил мысленное путешествие по Святилищу. Ему удалось узнать, что жрицы готовятся к сложному и ответственному ритуалу. Так как Тнихе избрала новое тело для своего земного воплощения, Высших жриц осталось всего пять. На место шестой должна быть выбрана новая. Но так как церемония требовала присутствия самой богини, которая на это время вселялась в изваяние, стоявшее в храме, ей приходилось ненадолго покинуть телесную оболочку. Чтобы Симонея при этом не пострадала, она должна была подготовить себя к обряду.