Пальцы Васкеса обхватывают пряди моих волос и подносят их к его носу, когда он вдыхает.
— Я буду наслаждаться тобой несколько ночей, пока он не придет за тобой или не пришлет кого-нибудь. И я получу от этого огромное удовольствие, я думаю. В конце концов, ты ведь была только с Волковым, верно? Ты еще совсем недавно узнала, на что способен мужчина, особенно тот, которого не волнует, как ты к этому отнесешься. Думаю, мне это очень понравится.
Я сжимаю губы, борясь с приливом желчи, поднимающейся в горле при мысли о руках этого мужчины на мне, о том, что ко мне прикасается кто-то, кого я не хочу, кто не Левин. Горло сжимается, и я делаю неглубокие вдохи, стараясь не показать, как сильно я боюсь. Как бы мне хотелось разрыдаться.
Я верю в Левина. Он выиграет.
Я не говорю ни слова. Думаю, Васкес из тех, кто хочет, чтобы я умоляла и плакала, кто надеется, что я буду молить его о пощаде, что я буду торговаться с ним. Я не хочу, чтобы он видел, как я распадаюсь на части. Я отворачиваю лицо, наблюдая за игрой через окно, как будто его слова ничего для меня не значат. Как будто я ни капельки не боюсь того, что он со мной сделает.
Я могу играть в свою собственную игру.
Я наблюдаю, как игроки выбывают из игры, пока она не подходит к концу. Я действительно не знаю, победит Левин или нет. Васкес остается, в конце концов отступая в конец комнаты. Я все еще чувствую его присутствие позади себя, оно надвигается, как дурное предзнаменование. Но я сижу на месте, сжимая пальцы на ручках кресла, пока мои руки не онемели, пока не была разыграна последняя рука.
Только через мгновение я понимаю, что Левин выиграл. Сначала я никак не реагирую, сижу в ошеломленном молчании. А потом я слышу шаги и чувствую, как один из охранников поднимает меня со стула, как его рука сжимает мою руку, и мой живот скручивается от страха.
Сдержит ли Васкес свое обещание?
Я понятия не имею, сдержит или нет. Я тяжело сглатываю, не опуская подбородок, пока меня выводят из комнаты и ведут по коридору обратно в кабинет Васкеса. Сам мужчина следует позади, а через несколько мгновений двери снова открываются, и в кабинет вводят Левина. Я отказываюсь спрашивать, что будет дальше. Я отказываюсь делать что-либо, кроме как ожидать, что Васкес сдержит свое слово, даже если я знаю, что шансы на то, что произойдет что-то еще, далеко не малы.
— Я выиграл. — Голос Левина холодный и жесткий. — Значит, ты позволишь нам уехать. Когда вылет?
Губы Васкеса дергаются в улыбке, и на одно ужасное мгновение мне кажется, что он собирается сказать, что все это было шуткой. Что он не намерен держать свое слово.
Секунды идут. Раз, два, три, и я сжимаю руки в кулаки, пытаясь сдержать панику. Я чувствую, как напряжен Левин рядом со мной, и не смотрю на него. Если я посмотрю и увижу на его лице правду, которой боюсь, я могу сломаться. Я так ужасно боюсь.
И тут Васкес выдыхает и улыбается, искренне, или настолько искренне, насколько это вообще возможно для такого человека, как он.
— Сегодня вечером вас отвезут в гостиницу, номер будет оформлен на меня, — спокойно говорит он. — С охраной. А завтра будет организован перелет в Бостон из моего личного ангара. Это твой приз, Левин Волков.
Он пожимает плечами, улыбка все еще задерживается на его губах.
— Ты выиграл его, как ты и сказал, честно и справедливо.
23. ЕЛЕНА
— Ты действительно думаешь, что он позволит нам уехать завтра?
Я обхватываю себя руками, глядя на Левина, дверь гостиничного номера плотно закрыта и заперта за нами. Теперь, когда мы одни и не в особняке Васкеса, я чувствую, как меня пробирает дрожь, как будто я промерзла до костей, хотя в комнате приятно тепло.
Отель, в который нас привезли, один из самых роскошных в городе, пятизвездочный. Нас провели через мраморный и золотой холл, подвели к лифту и подняли на двенадцатый этаж, где Левину сообщили, что, если нам что-то понадобится, мы можем позвонить, чтобы нам прислали, и что дверь будет охраняться до завтра, пока нас не повезут в ангар Васкеса. Уйти нельзя, но, видимо, и войти тоже нельзя. Если, конечно, это действительно для нашей защиты, а не потому, что Васкес заманил нас в ловушку и отдал на милость чему-либо еще.
Даже несмотря на этот страх, я не перестаю осознавать, где мы находимся. Комната, в которую нас привели — люкс, с кроватью, которая выглядит больше, чем королевская, расположенной посреди задней стены и заваленной мягкими одеялами и подушками. Дверь ведет в ванную комнату, которая, я уверена, не менее роскошна. Другая дверь ведет в зону отдыха с мягкими диванами, великолепным видом на город, камином и баром, и я совершенно не намерена позволять Левину спать на одном из этих диванов.