- Спасибо, Феликс.
Феликс с удивлением наблюдал эту забавную, явно разыгранную маленькую драму. Никогда ему не понять Миранду. Он украдкой взглянул на часы.
28
Энн медленно шла в гору по тропинке между кустами французских роз. Позади нее прямо вверх поднимался густой белый столб дыма от костра. День был тихий, без дождя, но тяжелый и пасмурный, под желтым небом. Чтобы разжечь костер, Энн взяла одно из ведер со старой бумагой, хранившейся для этой цели в сарае. В Грэйхеллоке ничего не пропадало зря, и Нэнси Боушот была строго приучена сортировать содержимое мусорных корзин. Сейчас, поднимаясь по склону, Энн заглядывала под красные колючие гнутые стебли не скрывается ли там Хэтфилд. Боушот доложил, что рано утром видел кота в поле, пониже питомника, где он пожирал крольчонка.
От Рэндла, конечно, не было ни звука. Какая-то знакомая Клер Свон сообщила ей, что видела Рэндла в Риме - он завтракал с Линдзи в дорогом ресторане под открытым небом, - и Клер с негодующими возгласами передала эту информацию Энн, тем причинив ей жестокую боль. Логично было предположить, что, поскольку Рэндл находится в Риме с Линдзи, они будут завтракать в дорогих ресторанах под открытым небом. Но слова эти разбудили воображение Энн, и она увидела балдахин из виноградных лоз, и сияющее безоблачное небо, и любовников, склонившихся друг к другу через столик.
Энн уже не могла сладить со своим сознанием. Никогда с ней такого не бывало, это походило на морскую болезнь. Она куда-то неслась так быстро, что рябило в глазах. Образы близких, ее собственный образ ширились, расплывались. Все вырастало до чудовищных размеров и в то же время теряло четкие очертания. Ей страшно хотелось отдохнуть, но движение все убыстрялось, ослепляя ее и вызывая постоянную тошноту.
Энн уже была отчаянно влюблена в Феликса. После того как она, услышав его признание, с удивлением поняла, что _готова_ влюбиться, спуск к любви совершился неудержимо, как лавина. Между ней и любовью к Феликсу не стояло ничего - ни преград, ни задержек. Стоило увидеть эту возможность - и любовь завладела ею так полно, так властно, что ей легко было себя убедить, будто она любит Феликса уже много лет. Ведь готовилось это долго; и, несмотря на теперешнее безумие, она знала, что это не прихоть и не пустая забава, что любовь гнездится в самых глубинах ее существа. Она предъявляла все права на свою любовь к Феликсу, она прочно обосновалась в этой любви.
От Феликса она пока скрывала свои чувства, избегая долгих интимных бесед и отчасти притворяясь, что целиком поглощена Мирандой. Даже в отсутствие Миранды она ухитрялась не расставаться с ней, делая из дочери тему для разговоров и тем самым как бы оставаясь под ее надзором. Она боялась, что может потерять над собою власть - броситься в объятия Феликса или упасть перед ним на колени; и от усилий устоять на ногах положительно деревенела, ибо она знала, что, как ни велика сейчас ее и его любовь, вместе взятые, подобная сцена увеличит ее еще во сто крат. А по существу, она и до сих пор не знала, как намерена поступить.
Дело в том, что в ней, с демоническим упорством поспевая за любовью к Феликсу, росла новая, темная страсть к Рэндлу. Один словно был адским двойником другого; и порой, когда она пробуждалась от неспокойного сна, не уверенная в том, который из них ей снился, ей чудилось, что две эти любви зависят друг от друга. Любовь к Рэндлу была сплошным насилием и болью; казалось, она не может не повредить тому, на кого направлена. Она была совсем не похожа ни на ее давнишнюю романтическую влюбленность в молодого Рэндла, ни на ее ровную, устойчивую любовь к мужу. Странно, как она вообще догадалась, что это любовь. Неотвязное, как наваждение, чувство это ее страшило; и оттого, что минутами Энн была склонна усмотреть в нем всего лишь свою исступленную обиду и ревность, она старалась не давать ему воли. Она стала понимать, что одной ей не справиться.
Феликс пытался ей внушить, и сама она пыталась себе внушить, будто времени у них много. Но она знала, что это лишь утешительный вымысел. На самом деле времени было очень мало. Прежде всего в ее возрасте, в возрасте Феликса смешно говорить о том, чтобы ждать годами. Но и в самой ситуации что-то требовало быстрого решения. Она не сомневалась ни в своей, ни в его любви и в теории не считала, что должна его уступить более молодой женщине. При том, как ее омолодила острая, властная тяга к Феликсу, она чувствовала себя вполне достойным предметом любви. Рассудком она понимала, что Рэндл едва ли вернется. Она годами отказывалась признать, что Рэндл ее ненавидит, отказывалась даже в мыслях произнести это слово. Но в последнее время она была вынуждена это признать, ощутить всю силу его ненависти и отчасти понять ее характер. Рэндл видит в ней разрушителя, дьявола.
Однако эти соображения не складывались в определенный ответ. Порой она чувствовала, что между ней и Феликсом стоят неодолимые преграды. Миранда, Девочка обожает отца. Стерпит ли она отчима? Даже если бы это препятствие удалось преодолеть, оставалось другое, более трудное: христианская точка зрения на брак. Энн была дочерью англиканской церкви, усердной в вере, не знающей сомнений, хоть и не особенно твердой в догматах. Об этом именно вопросе она никогда раньше не задумывалась. Она сама не знала, что она по этому поводу думает, да и боялась это выяснить. Ей казалось, что у нее хватит сил пойти наперекор внешним установлениям, но пойти наперекор своей совести - это другое дело. А совесть ее, затерявшись в бурном вихре ее чувств, пока своего слова не сказала.
Смущало Энн и существование Мари-Лоры Обуайе. Она жалела, что узнала от Феликса ее имя, теперь за этим именем, бледная и безмолвная, как надгробная статуя, стояла одновременно грозная и жалкая фигура молодой француженки, в которой Энн видела и соперницу, и жертву. О ее существовании она узнала от Милдред и вынесла из ее слов неутешительное впечатление, что Феликс сильно влюблен. Милдред упомянула об этом мимоходом, когда нелестно отзывалась об иностранцах вообще, и тотчас пожалела о своем промахе. За последнюю неделю она дважды приезжала в Грэйхеллок, оба раза в состоянии странной апатии, из которой выходила только для того, чтобы постараться это злосчастное впечатление изгладить. Тут она проговорилась, может быть думая, что Энн это уже известно, о том, что Мари-Лора уехала в Дели. Вот и еще причина для спешки. Если отправлять Феликса в Индию, надо сделать это поскорее, пока не поздно.