– Я вижу, вы не собираетесь выполнить мою просьбу, – через некоторое время произнесла она.
– Э-э, не совсем так – дело в том, мэм, что подполковник требует от всех строжайшего соблюдения дисциплины, и ему может не понравиться, если я ворвусь к нему без вызова.
Она посмотрела на часы и тяжело вздохнула:
– Уму непостижимо, чем там можно заниматься так долго.
– У него док Спренгер – я хочу сказать, майор Спренгер. Насколько я знаю, они там препираются насчет годового рапорта о санитарно-гигиеническом состоянии гарнизона.
– Вот как.
Он увидел, как она в очередной раз посмотрела на часы, и наконец смилостивился:
– Ладно, надеюсь, никто не пострадает, если я пойду и скажу, что доктор срочно нужен в больнице. Небось он будет даже рад это услышать, пусть это и неправда.
– Благодарю вас.
И она улыбнулась. Он был поражен, до чего же улыбка преобразила ее лицо, особенно глаза. Если бы на ее костях было побольше мяса, ее можно было бы даже назвать хорошенькой. Но трудно себе представить, что нашелся бы хоть один человек, который смог бы забыть, что внутри ее побывал индеец. Во всяком случае, он лично не смог бы. Отодвинувшись от стола, он встал.
– Я признательна вам за помощь, – проговорила она.
Интересно было бы знать, мелькнуло у него в голове, до каких пределов могла бы дойти ее признательность, однако он тут же отбросил эту нелепую мысль. С таким же успехом он мог бы переспать с какой-нибудь шлюхой, прошедшей через руки всех этих негров Грирсона, но для него существовали вещи, до которых он никогда не опустится.
Она смотрела, как он тихонько стучится в дверь, а затем приоткрывает ее – ровно настолько, чтобы проскользнуть в кабинет. Дверь за ним захлопнулась, и Энни, вздохнув, крепко зажмурилась, моля бога, чтобы на сей раз ей повезло.
А в самом кабинете подполковник, взглянув на адъютанта, раздраженно спросил:
– В чем дело?
– Прощу прощения, сэр, – почтительно произнес Томпсон, – но майора просят подойти в лазарет.
– Неужели с этим нельзя подождать? – недовольно произнес Дейвидсон.
– А что там стряслось? – спросил, вставая, Спренгер.
– Плохи дела, сэр, скорее всего новая вспышка дизентерии, – с трудом сохраняя серьезное выражение лица, ответил Томпсон. – Похоже, опять начинается эпидемия.
– Должно быть, несвежее мясо из последней поставки, – пробормотал подполковник.
– От несвежего мяса последствия наступили бы сразу же после еды, – возразил Спренгер. – Скорее дело в этих чертовых свиньях, которые с вашего разрешения расплодились по всему форту. А вы ведь не станете утверждать, что я вас не предупреждал.
– Ставя вопрос таким образом, вы проявляете прямое неподчинение старшему по званию, Уилл. Я не потерплю, чтобы штабные офицеры учили меня, как я должен управлять вверенным мне объектом.
– А что, если вы сами сляжете от дизентерии? – не без ехидства спросил доктор. – Будете делать вид, что не больны?
Дейвидсон некоторое время сверлил майора тяжелым, неприязненным взглядом, а затем ровным голосом произнес:
– Разумеется, нет. Ладно, я отдам распоряжение отправить весь личный домашний скот за пределы гарнизона и подальше от источников питьевой воды. Вас это устраивает?
– Вполне, благодарю вас.
– А вы отправите рапорт, в котором сообщите о положительных результатах проверки положения с охраной здоровья и гигиеной в гарнизоне, – безапелляционно добавил подполковник.
Видя, что Томпсон не уходит, он спросил:
– Ну, солдат, что у вас еще?
– Там миссис Брайс, сэр. Она по-прежнему ждет приема.
– Черт возьми! Скажите ей, я сейчас очень занят.
– Но она дала мне понять, что намерена ждать и дальше, сэр. Она и так провела здесь практически все утро.
– Должен сказать, это замечательная женщина, – заметил Спренгер. – Удивительная выдержка и твердость характера. Ею нельзя не восхищаться.
– А вы не знаете, что ей нужно? – нетерпеливо спросил Дейвидсон у адъютанта.
– Нет, сэр.
Он повернулся к доктору:
– Она ведь живет в вашем доме, майор, не так ли? И, должно быть, что-то говорила на этот счет. Так в чем же там дело?
Спренгер отлично знал, в чем суть ее просьбы, но не собирался этого выдавать. Ему казалось, что стоит Дейвидсону увидеть ее, как этот старый солдафон смягчится и в нем проснется галантность. А если этого даже и не случится, она, по крайней мере, заслуживает права поговорить с ним сама. И он ответил, пожав плечами:
– Меня часто не бывает дома, но даже когда мы общаемся, миссис Брайс не склонна откровенничать. Не знаю, может быть, что-то известно Коре, но, если это и так, она мне ничего не говорила. Если хотите знать мое мнение, я думаю, вам нужно принять ее.
– Скажите ей, Томпсон, пусть приходит в другой раз, – решил в конце концов подполковник.
– Прошу прощения, сэр, но она и так приходит каждый день, – осмелился возразить адъютант. – Она не из тех, кто легко сдается.
– И в самом деле, – поддержал его Спренгер. – Она будет приходить и приходить, пока вы не согласитесь ее выслушать. Ведь то, что она сумела выжить, проведя целых три года среди команчей, многое о ней говорит, подполковник. Так почему бы вам не выяснить, зачем она вас ждет, и покончить с этим вопросом?
Черный Джек Дейвидсон переваривал слова гарнизонного врача с таким видом, будто они вызвали у него боль в животе. Наконец он тяжело вздохнул и сказал:
– Как я не люблю иметь дело с теми, кто вернулся из плена! Я никогда, признаться, не знаю, о чем говорить с побывавшими там женщинами. Черт, на них даже смотреть тяжело, когда подумаешь, что с ними было.
– Но вы не должны забывать, что она не просила брать ее в плен.
– Я часто вспоминаю об этой Первис, а также о несчастной мисс Бейкер, – продолжал подполковник, поднимая голову. – Мне сказали, что брат Люси Бейкер вынужден был отправить ее в сумасшедший дом.
– Меня это не удивляет. Но миссис Брайс из другого теста. Не знаю, как это ей удалось, но она сохранила полную ясность ума. Если не считать некоторого истощения от недоедания, она в довольно приличной форме. У нее хороший аппетит, она нормально питается и, если хотите знать, уже успела восстановить несколько фунтов веса. Думаю, к Пасхе к ней возвратится ее прежний облик, и она снова станет весьма привлекательной женщиной.
Все еще сомневаясь, Дейвидсон устало спросил:
– Ну а что я стану ей говорить? Кроме слов сочувствия, я имею в виду? Я ведь солдат, а не дипломат, майор.
– А вам ничего и не надо говорить – только слушать.
– И все-таки я не знаю, чем смогу ей помочь. Если речь о правосудии, то тут я бессилен, – с горечью признался подполковник. – При той политике, которую мы здесь ведем в отношении индейцев, у меня связаны руки. До тех пор пока Молодой Бык и все его соплеменники согласны жить в резервации, я обязан защищать их.
Он снова вздохнул и задумчиво произнес:
– Допустим, арестовать Молодого Быка я еще смог бы, но упрятать его за решетку – это совсем другое дело.
– Так что мне ей сказать, сэр? – напомнил о своем присутствии Томпсон.
– Дизентерия может подождать, майор, – решил Дейвидсон, обращаясь к Спренгеру. – Ведь все равно, даже если вы пойдете, ничего другого, кроме меди и опия, вы больным не дадите.
– Как сказать. Иногда серная кислота с опиумной настойкой оказываются достаточно эффективными, – проговорил доктор.
– Запишите все, что нужно, на бумажку, а Томпсон отнесет ваши предписания в больницу. Уверен, там есть кому разобраться с дозировкой.
– Пожалуй, – согласился Спренгер.
– Ну вот и хорошо. В таком случае вы, надеюсь, не откажетесь остаться и послушать, что нам хочет сказать миссис Брайс? – спросил подполковник. – Итак, передайте с Томпсоном все, что считаете необходимым, а потом он пригласит ее сюда, а сам отправится в больницу.
– Ничего не нужно записывать. Просто передайте Паркеру и Нэшу, пусть приготовят обычные пилюли – одна восьмая грана сернокислой меди и столько же опия. Для начала этого достаточно. А если не будет действовать, то я все равно скоро вернусь.