– Мечтаю убедиться, – сказал Шейми. – Моя холостяцкая жизнь редко балует меня домашними обедами.
– Как твои занятия с детьми? – спросил у дочери Уилкотт.
– Выше всяких похвал! Сегодня мистер Финнеган рассказывал им о своих экспедициях. Потом отвечал на вопросы. Папа, ты бы видел их лица. Они были так воодушевлены!
– Вы им рассказывали? Очень любезно с вашей стороны.
– А как твой обход больных? – спросила Дженни. – Страхи оправдались?
Преподобный Уилкотт покачал головой:
– К счастью, нет. Панические слухи не подтвердились. Я молю Бога, чтобы все так и оставалось. Знаете, мистер Финнеган, в трущобах холера распространяется со скоростью молнии. Всему виной, конечно же, скученность. Перенаселенность домов, где в комнате ютится по пять-шесть человек, где нередко спят вповалку, а состояние уборных оставляет желать лучшего. Водопроводные трубы пролегают рядом со сточными канавами. Скверный воздух. Достаточно заболеть одному человеку, и не успеешь глазом моргнуть, как уже вся улица больна. Но сегодня Господь нас пощадил.
Дженни стиснула отцовскую руку и вернулась к плите.
– Вам помочь? – предложил Шейми.
– Нет, спасибо. Сама справлюсь.
– Я кое-что смыслю в кухонных делах. На борту «Дискавери» мне приходилось стряпать.
– Серьезно?
– Да. Для ездовых собак.
– Мистер Финнеган, это что, сравнение? – прищурившись, спросила Дженни.
– Что? Нет, ни в коем случае. Просто я хотел сказать, что поварское ремесло мне знакомо. Кстати, в экспедиции это считалось одним из самых важных занятий. Если собак как следует не кормить и не заботиться об их здоровье, к моменту высадки они бы никуда нас не повезли.
– Мне ваша помощь не требуется, а вот моему отцу, пожалуй, пригодилась бы. Вы могли бы вместе обходить больных. Вы бы проверяли состояние носов у прихожан, убеждаясь, что они холодные и влажные.
Священник громко расхохотался:
– Мальчик мой, вы говорили про холостяцкое существование? Трудно представить!
– Позвольте мне хотя бы накрыть на стол, – робко попросил Шейми, пытаясь загладить свою бестактность.
– Не откажусь. Собачьих мисок у нас нет, а тарелки – над раковиной.
Дженни еще немного подразнила Шейми, затем подала обед: ланкаширское рагу из баранины, картофеля и лука, ломти хрустящего черного хлеба и свежее сладковатое масло. Все трое уселись за стол. Священник стал читать молитву, благословляя трапезу. Шейми наклонил голову. Во время молитвы глаза полагалось держать закрытыми, но он не стал. Вместо этого он смотрел на Дженни. От горячей плиты у нее раскраснелись щеки. Свет ламп золотил ее волосы. Когда молитва закончилась, Дженни открыла глаза, увидела, что Шейми смотрит на нее, но взгляд не отвела.
– Вкуснотища, – сказал Шейми, проглотив первый кусок. – Честное слово.
Дженни поблагодарила его и больше не отпускала «собачьих» шуточек. Поглощая рагу, Шейми понял, что изголодался по теплой, непринужденной обстановке, царящей на кухоньке Дженни Уилкотт.
От нее исходило что-то приятное и уютное. В ее присутствии Шейми чувствовал себя довольным. Умиротворенным. Не было ни возбуждения, ни неистовства. Не было злости, печали и отчаяния, какие он испытывал всякий раз, думая о Уилле Олден.
Ему нравился уют, созданный Дженни для себя и отца. Нравилось тиканье часов на камине, запах полировочной жидкости для мебели и запах накрахмаленной скатерти. К своему величайшему удивлению, Шейми обнаружил, что ему тоже хочется иметь свой настоящий дом.
На десерт Дженни подала печеные яблоки со взбитыми сливками. После обеда священник предложил всем выпить по рюмочке шерри. Шейми сказал, что с удовольствием выпьет, но прежде собственноручно вымоет посуду. Дженни он отправил отдыхать у камина, а сам, засучив рукава, встал к раковине и вымыл и вытер всю посуду, даже кастрюли.
За рюмочкой шерри он просидел у Уилкоттов, пока часы не пробили восемь. Тогда Шейми встал и сказал, что ему пора. Воскресенье отнюдь не было для священника и Дженни днем отдыха. Оба поднимались рано утром. Уходить Шейми не хотелось. Не хотелось выходить одному на холодную, скудно освещенную улицу, пересекать реку, возвращаться в дом сестры, где его ждала пустая комната и одинокая постель.
Он сердечно поблагодарил Уилкоттов за вкусный обед и радушный прием. Дженни с отцом проводили его до двери. Шейми надел шляпу и уже застегивал куртку, когда в нагрудном кармане что-то хрустнуло.
– Это же чек! – засмеялся он.
Единственная причина, по которой он здесь оказался и о которой напрочь забыл. Шейми передал конверт Дженни и сказал, что это деньги для ее школы. Дженни поблагодарила его и пообещала лично поблагодарить Фиону.