– Я имею в виду в нашем новом доме.
Делаю большой шаг, чтобы не наступить в лужу, но безуспешно. Свозь шерстяной носок тут же просачивается холодная вода, и я морщусь.
– Тебе просто нужны тапки.
Поднимаю глаза и вижу Джону со сложенными на груди руками, прислонившегося к дверному косяку кухни. Мой живот скручивается, как это всегда бывает, когда Джона входит в комнату. Я бросаю шапку и перчатки в подвесную корзину и стряхиваю с плеч громоздкое зимнее пальто, чтобы повесить его на один из двух крючков у двери. Моя новая куртка справилась со своей задачей, оставив тонкий слой пота между огромным слоем моей одежды и кожей, даже несмотря на то, что конечности у меня холодные.
– Когда ты вернулся? – спрашиваю я, сжимая и разжимая кулаки, чтобы согреть покрасневшие пальцы.
– Двадцать минут назад. Ты была на кладбище?
– Ага. – Вытряхиваюсь из своих лыжных штанов. – Видела Агнес.
– Во сколько ужин?
Я улыбаюсь.
– Сказала быть к пяти. Она готовит лосятину.
– Ну наконец-то! – вздыхает Джона. – Джордж поделился с ней этим мясом еще несколько недель назад. Все гадал, когда же она достанет его из морозилки.
Качаю головой и смеюсь.
– Ты так же несносен, как и мой отец, – ждешь, когда тебя кто-то накормит.
– Я так же умен, как Рен, – поправляет Джона. Его губы изгибаются в задумчивой улыбке. – Знаешь, тебе стоит взять у Агги несколько уроков по приготовлению лосятины. И оленины. Слышал, их не так-то просто готовить.
– Сам возьми парочку уроков. Я же сказала, что не буду разделывать или готовить то, что ты пристрелил.
Снимаю мокрый носок и вытираю влажную ступню о надетый.
– А что насчет того, что пристрелишь ты? – бросает Джона в ответ, не упуская ни единой возможности, и в его голосе появляется игривая нотка.
Я подхожу к нему и прижимаюсь своей маленькой фигуркой к его мощной груди, ожидая, когда он заключит меня в объятия.
– Насколько я знаю, мясо в продуктовом магазине уже мертвое. Даже на Аляске.
Джона замирает на мгновение, а затем притягивает меня к себе, наклоняясь, чтобы поцеловать сначала в губы, а затем вдоль линии челюсти.
– Тебе придется научиться стрелять из ружья, Калла.
– Зачем мне это, когда у меня есть ты? – возражаю я, волоча ноги с шутливой неохотой, пока он увлекает нас в гостиную, шагая спиной вперед, к дивану.
– Для безопасности.
– Я с ружьем – это противоположность безопасности.
– Для меня, вероятно, нет. – Опустившись на диван, Джона усаживает меня к себе на колени лицом к нему, прижимая мои бедра к своим. Убирает мои волосы с плеч и накрывает мой затылок рукой. – Закрой глаза.
– Зачем это? – спрашиваю я, прищуриваясь и пытаясь разгадать его намерения.
Как однажды выразилась Агнес, Джона иногда любит поиграть в детские игры. Никогда не забуду, как он всерьез заставил меня поверить, будто отрежет мои волосы в отместку за то, что я ночью подстригла его бороду. Поэтому я не могу не задаться вопросом, что же за игру затеял он сейчас.
– Боже, ты издеваешься надо мной? Уступи хотя бы раз. Пожалуйста.
Нетерпение в его тоне убеждает меня согласиться. Я прикусываю нижнюю губу в напряженном ожидании того, что он там задумал, стараясь не подглядывать, когда слышу хруст разворачивающейся упаковочной бумаги.
Огрубевшие пальцы скользят по моей шее, с чем-то возясь. Ощущаю на коже прохладную цепочку и что-то тяжелое, оседающее на груди. Джона расправляет ее мимолетным прикосновением.
– Вот. Теперь можешь открыть глаза.
– Что это? – спрашиваю я, протягивая руку к вещице. Поднимаю кулон на свет, и мои пальцы нащупывают прохладный металл. На цепочке, сверкая полировкой, висит изящный самолетик из белого золота.
– Это твой настоящий рождественский подарок. Парень, который его делал, потратил чуть больше времени, чем планировалось.
– О боже… он…
Этот самолетик выполнен чрезвычайно точно и содержит самые мельчайшие детали, вплоть до окон, дверей, лопастей пропеллера и колес. Крошечные крылья, подмигивая мне, когда их грани ловят послеполуденный солнечный свет, проникающий в гостиную через эркерное окно, покрывают маленькие бриллианты.
Но мое внимание приковывает крошечная деталь на хвосте – миниатюрная копия логотипа «Дикой Аляски». И меня тут же захлестывают эмоции.
– Он прекрасен.
– Будешь его носить?
– Да! Непременно.
Буду носить его с гордостью.
– Получше, чем та охотничья куртка, которую ты возненавидела? – Джону выдают уголки его рта.
– Так это была шутка?