- Ладно, попробую. Сделаю все, что в моих силах, - пообещал Тимофей Христофорович. - Оставь свои координаты - перезвоню...
При всех недостатках, присущих Тимофею Христофоровичу, в одном замечательном качестве ему отказать было нельзя: он был по-военному конкретен. Если Шепелев, крепко набравшись на одной из нечасто случавшихся дружеских вечеринок, негромко сообщал коллегам что-то типа "Я вот тому сейчас физиономию откорректирую - достал он меня!", то коллеги, в зависимости от обстоятельств, сейчас же делали одну из двух вещей: либо тащили соратника на выход, либо серьезно просили кандидата на коррекцию физиономии быстренько убраться из Тимошиного поля зрения. Потому что твердо верили: сказал - значит, непременно поправит. Привыкли к такой приятной обязательности.
Вот и сейчас Тимофей Христофорович искать причины для уклонения от оказания услуги однокашнику не стал, а поступил именно так, как обещал: сделал все, что было в его силах. Разумеется, канал связи-с Тибетом налаживать не бросился - как-то недосуг было, - а просто звякнул бывшим коллегам. С утра в понедельник, пообещав презентовать бутылку армянского конька, попросил "прозвонить" все рейсы юго-восточного направления.
Прозвонили - и довольно скоренько. Да, есть такой Синкаше. Прилетел вчера транзитным Катманду - Париж, с целым взводом учеников, ночевал в "Чеченской Редиске"22, после обеда собирается на "единице" отбыть в Волгоград. Все.
Спасибо, ребята, - вы по-прежнему на высоте.
"Спасибо" в карман не положишь. Коньяк когда?
Послезавтра.
Ну - до послезавтра...
Позвонив в Элисту, Тимофей Христофорович передал полученную информацию, выслушав в ответ горячие заверения в вечной дружбе и нешуточные зазывания на очередные три ночи - только теперь в июньской степи.
Отговорив с Калмыкией, положил трубку, потянулся с хрустом и вслух предположил:
- Может, прокатиться в "Редиску", глянуть на этого экстра?
Однако это так и осталось предположением - профессиональный интерес взыграл, не более того. Некогда было кататься, работы невпроворот. А в качестве ликвидации белого пятна по Калмыкии Тимофей Христофорович отправил в архив парочку шустрых хлопцев - своих "офицеров по особым поручениям", наказав по-быстрому отыскать что-нибудь про этого... как его... А, ну да про Дондук-Омбо этого. А если не будет отдельной папки, так хоть надергать чего-нибудь по полкам - про этого Дондуку и по истории Калмыкии вообще. Для общего развития. Желательно, конечно, документы постарше, не попавшие под гнет советской историко-идеологической ревизии...
Хлопцы умчались выполнять распоряжение, а Тимофей Христофорович засел, как обычно, ломать голову над проблемой скорейшей реализации одной из своих наработок - чрезвычайно перспективной, но такой громоздкой и неподъемной, что при более тщательном ее рассмотрении все положительные моменты как-то самопроизвольно улетучивались и все более отчетливо начинали обрисовываться контуры печальных ассоциаций, по большей части связанных с обходным листом.
Вот тут в очередной раз сыграл роль тот самый пресловутый Случай.
Ставя задачу подчиненным, Тимофей Христофорович, погруженный в свои размышления, ничего не сказал насчет того, в какой именно архив ехать. Между тем комиссии доступны были практически все архивы без ограничения, на постоянной основе члены ее паслись минимум в восьми самых больших учреждениях архивного типа, и, отправляя хлопцев на поиски, Шепелев так и решил: будут кататься по этим восьми адресам и подбирать материал, исходя из определенной шефом цели - для общего развития.
Но, как гласит третий закон Чизхолма, "...любые предложения люди понимают иначе, чем тот, кто их вносит...".
Хлопцы "для общего развития" как-то вообще не приняли во внимание, а сосредоточились почему-то на "по-быстрому". Опасаясь прослыть тугодумами, уточнять задачу не стали, поднапряглись самую малость, решая, как бы это организовать "по-быстрому", и посредством нехило развитой дедукции определились коллегиально: в основной, больше некуда.
Основным для комиссии был исторический отдел Кремлевского спецхрана.
Документов там - тонны, но, поверьте мне на слово, все они вовсе не предназначены "для общего развития". Скорее для определенных специфических отраслей и, по большей части, с различными степенями допусков - от "Сов. секретно" и "Особой важности" до таких вообще замысловатых грифов, как "Только тов. Молотову. Больше - совсем никто!!!" и "Лично Юр. Вл. Читать один раз не выходя".
Куда "не выходя" - в эфир, из себя или просто из помещения, - не уточнялось: видимо, Юр. Вл. был человеком догадливым.
- Нам бы, Настя Ивановна, по Калмыкии чего-нибудь, - задушевно попросил старший в паре - Юра Дружинин, просовывая шоколадку через решетку, отделявшую шестидесятилетнюю хранительницу гостайн от посетителей. - Так сказать, для общего развития.
- Можно без грифов, - обаятельно улыбаясь, дополнил ведомый - Вася Харьковец. - Лишь бы постарше, от ВОСР и - вниз. В глубь веков.
- У меня без грифов только пипифакс, - не купилась на обаяние Настасья Ивановна, оборачиваясь на необозримые ряды стеллажей и напрягая цепкую память. - Калмыкия, значит... Вас депортация интересует?
- Это когда было? - уточнил Вася. - До ВОСР или после?
- Тугой ты, Васятка, - укоризненно глянула поверх очков Настасья Ивановна - с шепелевскими питомцами общалась уже год, могла себе позволить некоторую фамильярность. - Разве такая гадость могла до революции произойти?
- Тимофей Христофорович просил постарше, - напомнил Юра. - Чтобы без коммунистических ревизий и всего такого прочего...
- Ну, тогда ждите полдня. - Настасья Ивановна защекоддила решетку и отправилась в недра своих владений. -Где-то чего-то там такое было - уже и не помню...
Насчет "полдня" и "не помню" Настасья Ивановна кокетничала: более тридцати лет бессменного служения на одном месте и феноменальная память позволяли ей без особого труда ориентироваться в необъятном скопище папок, томов и документов, делая нашу архиваторшу незаменимым человеком как для множества государственных мужей, так и для простых клерков.