Я л м а р. Да, но отцу твоему это, кажется, не понравилось. Я вообще ведь не бываю здесь в доме.
Г р е г е р с. Да, да, я слышал. Но надо же мне было повидаться с тобой, поговорить. Я, верно, скоро опять уеду... Да, мы с тобой старые товарищи, однокашники, а вот как разошлись наши пути. Лет шестнадцать-семнадцать не видались.
Я л м а р. Разве столько?
Г р е г е р с. Конечно. Ну, как же тебе живется? На вид хорошо. Ты почти раздобрел, таким солидным стал.
Я л м а р. Гм, положим, солидным меня вряд ли можно назвать, но, разумеется, я несколько возмужал с тех пор.
Г р е г е р с. Да, да. Наружность твоя не пострадала.
Я л м а р (несколько мрачно). Зато внутри каково! Там, поверь, совсем иное! Ты ведь знаешь, какое ужасное несчастье разразилось над нами за то время, что мы с тобой не видались.
Г р е г е р с (понизив голос). Что отец твой теперь?
Я л м а р. Не будем говорить об этом, дорогой мой. Мой бедный, несчастный отец, конечно, живет у меня. Больше у него ведь и нет никого на свете, у кого он мог бы жить. Но, знаешь, мне невыносимо тяжко говорить об этом. Расскажи лучше, как тебе жилось там, на заводе. Грегерс. Чудесно, - полное уединение, можно было вволю думать и размышлять о многом и многом... Иди сюда, устроимся поуютнее. (Садится в кресло у камина и усаживает Ялмара в другое рядом.)
Я л м а р (растроганно). Тебе, во всяком случае, спасибо, Грегерс, за то, что ты пригласил меня отведать (*641) хлеба-соли у твоего отца. Теперь я вижу, что ты ничего больше не имеешь против меня.
Г р е г е р с (с удивлением). Откуда ты взял, что я имел против тебя что-нибудь?
Я л м а р. Ну, в первое время все-таки имел.
Г р е г е р с. В какое первое время?
Я л м а р. После того крупного несчастья. Оно и понятно... с твоей стороны. Ведь и твоего отца чуть-чуть не втянули тогда в... во все эти ужасные истории.
Г р е г е р с. Так поэтому я должен был сердиться на тебя? Кто тебе вбил это в голову?
Я л м а р. Да уж я знаю, Грегерс. Твой отец сам мне говорил.
Г р е г е р с (пораженный). Отец! Вот что! Гм... Так это потому ты с тех пор ни разу и не дал мне знать о себе... ни единым словом?
Я л м а р. Да.
Г р е г е р с. Даже когда решил стать фотографом?
Я л м а р. Отец твой говорил, что лучше не писать тебе ни о чем.
Г р е г е р с (глядя перед собой в пространство). Да, да, пожалуй, он был прав... Но скажи мне теперь, Ялмар... доволен ли ты своим положением?
Я л м а р (слегка вздохнув). Да-а, в сущности, не могу пожаловаться. Сначала-то, как можешь догадаться, мне немножко было не по себе. Совсем ведь в иные условия жизни попал. Да и вообще все пошло по-иному. Это крупное несчастье с отцом, разорение... стыд и позор, Грегерс...
Г р е г е р с (содрогаясь). Да-да, да-да.
Я л м а р. Нечего было и думать продолжать образование. У нас ни гроша не осталось. Напротив. Даже еще долги обнаружились. Главным образом твоему отцу, кажется...
Г р е г е р с. Гм...
Я л м а р. Ну, я и рассудил, знаешь, что лучше всего разом порвать со всеми старыми связями и отношениями. Это особенно советовал мне твой отец. А так как он выказал такую готовность поддержать меня...
Г р е г е р с. Отец?
(*642) Я л м а р. Да, ты же знаешь. А то откуда бы мне было взять денег, чтобы изучить дело и открыть фотографию? Это ведь недешево стоит.
Г р е г е р с. И на все это дал денег отец?
Я л м а р. Ну да, мой милый. Или ты не знаешь? Я так его понял, что он обо всем писал тебе.
Г р е г е р с. Ни единого слова о том, что это он все устроил. Забыл, должно быть. Мы с ним вообще обменивались только чисто деловыми письмами. Так, значит, это отец все!..
Я л м а р. Конечно; он только не хотел, чтобы люди об этом знали. Но это был о н. Он дал мне возможность и жениться. Или... ты и этого не знал?
Г р е г е р с. Нет, и этого не знал. (Потрепав его по плечу.) Дорогой Ялмар, я не могу тебе высказать, как все это меня радует... и мучит. Пожалуй, все-таки я был несправедлив к отцу... в некоторых отношениях. Выходит, что у него есть сердце. Словно, видна совесть...
Я л м а р. Совесть?!..
Г р е г е р с. Ну да, назови, как хочешь. Нет, право, я даже слов не нахожу выразить, как меня радует все, что ты сейчас рассказал мне об отце... Так ты женат, Ялмар. Это больше, чем мне когда-нибудь удастся достигнуть. Ну, надеюсь, ты счастлив в браке?
Я л м а р. И еще как! Такая славная, дельная женщина, что лучше и желать нельзя. И не то чтобы уж совсем необразованная.
Г р е г е р с (несколько удивленно). Ну, конечно.
Я л м а р. Знаешь, сама жизнь воспитывает. Ежедневное общение со мной... И еще у нас бывает кое-кто - люди даровитые... Право, ты бы и не узнал теперь Гину.
Г р е г е р с. Гину?
Я л м а р. Да, милый мой, или ты забыл, что ее зовут Гиной?
Г р е г е р с. Кто, кого зовут Гиной? Я ведь и не знаю вовсе...
Я л м а р. Неужто ты не помнишь, что она одно время служила здесь в доме?
Г р е г е р с (глядя на него). Так это Гина Хансен?..
Я л м а р. Разумеется, Гина Хансен.
(*643) Г р е г е р с. Которая вела здесь хозяйство последний год, когда мать слегла?
Я л м а р. Вот, вот. Но, дорогой друг, я же знаю наверное, что отец твой писал тебе о моей женитьбе.
Г р е г е р с (встав с кресла). Да, писал... но не написал, что... (Ходит по комнате.) Постой... может быть, все-таки... если припомню хорошенько... Отец ведь пишет всегда мне так кратко. (Присаживается на ручку кресла.) Слушай, Ялмар, скажи... это так интересно... скажи, как ты познакомился с Гиной... с твоей женой?
Я л м а р. Да очень просто. Гина недолго оставалась у вас в доме. Очень уж трудно, хлопотливо было. Мать твоя слегла... Ну, Гине не под силу стало справляться, она и отказалась. Это было за год до смерти твоей матери... или в тот же год...
Г р е г е р с. В тот же. А я был тогда уже на заводе. Ну, потом?
Я л м а р. Потом Гина жила со своей матерью, мадам Хансен. Тоже дельная была, работящая женщина. Она держала маленькую столовую да одну комнатку сдавала внаймы. Славная такая была комнатка, чистая, уютная.
Г р е г е р с. И тебе, пожалуй, как раз посчастливилось снять эту комнатку?
Я л м а р. Да-а; это опять твой отец указал мне. Ну и вот... видишь ли... тогда-то я, собственно, и познакомился с Гиной.
Г р е г е р с. И посватался к ней?