Г р е г е р с. Так он не в самом деле демоническая натура?
Р е л л и н г. Да что такое, черт возьми, значит "демоническая натура"? Ведь это одна ерунда, моя же выдумка, чтобы ему жилось полегче. Без того эта жалкая, вполне приличная свинья давным-давно погибла бы под бременем отчаяния и презрения к себе самому. А старый лейтенант? Но этот, впрочем, сам напал на верное лечение...
Г р е г е р с. Лейтенант Экдал? У него что?
Р е л л и н г. Да что вы скажете: он - старый охотник, медвежатник бродит теперь по чердаку и стреляет кроликов! И на свете нет охотника счастливее его, когда он возится там со всей этой дрянью. Пять-шесть сухих елок, которые он припрятал с рождества, заменяют ему лесной простор. Петух и куры - для него глухари, гнездящиеся на верхушках сосен, а ковыляющие по полу чердака кролики - медведи, с которыми воюет этот старец, привыкший к вольным просторам.
Г р е г е р с. Бедный старый лейтенант! Да, ему таки пришлось посбавить цену со своих старых юношеских идеалов!
Р е л л и н г. Пока не забыл, господин Верле младший: не прибегайте вы к иностранному слову - идеалы. У нас есть хорошее родное слово: ложь.
Г р е г е р с. По-вашему, эти два понятия однородны?
Р е л л и н г. Да, почти - как тиф и гнилая горячка.
Г р е г е р с. Доктор Реллинг, я не сдамся, пока не вырву Ялмара из ваших когтей!
Р е л л и нг. Тем хуже будет для него. Отнимите у среднего человека житейскую ложь, вы отнимете у него и счастье. (К Хедвиг, которая выходит из гостиной.) Ну, маленькая утиная мамаша, теперь я спущусь вниз поглядеть, все ли еще папаша изволит возлежать и ломать себе голову над замечательным изобретением. (Уходит.)
(*725) Г р е г е р с (подходит к Хедвиг). Я вижу по вашему лицу, что дело еще не сделано.
Х е д в и г. Какое? Ах, насчет дикой утки? Нет.
Г р е г е р с. Видно, духа не хватило, когда дошло до дела.
Х е д в и г. Нет, вовсе не то. Когда я проснулась сегодня утром и вспомнила, о чем мы говорили вчера, мне показалось это так странно.
Г р е г е р с. Странно?
Х е д в и г. Да... я сама не знаю. Вчера вечером мне казалось, что это будет так чудесно. А сегодня, когда я проснулась и вспомнила, мне показалось, что в этом нет ничего такого.
Г р е г е р с. Ну еще бы! Недаром вы выросли в такой обстановке. И в вас уже многое заглохло.
Х е д в и г. Ну, это мне все равно. Только бы папа вернулся...
Г р е г е р с. Ах, если бы у вас открылись глаза на то, что придает истинную цену жизни! Если бы в вас был настоящий, здоровый и мужественный, готовый на жертвы дух, вы бы увидали, каким он вернулся бы к вам. Но я еще не теряю веры в вас, Хедвиг. (Уходит.)
Хедвиг бродит по комнате, затем направляется к кухонным дверям. В это время раздается стук в двери чердака. Хедвиг идет и чуть-чуть отодвигает дверь. Старик Экдал выходит, и Хедвиг снова задвигает дверь.
Э к д а л. Гм... мало удовольствия от такого утреннего обхода в одиночку.
Х е д в и г. Тебе не захотелось поохотиться сегодня, дедушка?
Э к д а л. Не такая погода сегодня. Темень, в двух шагах ничего не видно.
Х е д в и г. А тебе никогда не хочется пострелять что-нибудь, кроме кроликов?
Э к д а л. А чем плохи кролики? А?
Х е д в и г. Нет, а, например, дикую утку?..
Э к д а л. Хо-хо! Боится, как бы я не застрелил ее дикую утку! Никогда в жизни, слышишь? Никогда!
Х е д в и г. Да ты, пожалуй, и не сумел бы. Их, говорят, трудно стрелять, этих диких уток.
(*726) Э к д а л. Не сумел бы? Как бы не так!
X е д в и г. Но как же бы ты стал стрелять, дедушка? Не в мою дикую утку, а в других?
Э к д а л. Надо в грудь целить, понимаешь? И против пера, а не по перу понимаешь?
X е д в и г. Тогда наповал, дедушка?
Э к д а л. Ну да, наповал, если умеешь стрелять. Гм... Теперь, пожалуй, пора мне и приодеться. Гм... Понимаешь, гм... (Уходит к себе.)
Хедвиг выжидает немного, косится на дверь гостиной, подходит к полкам, привстает на цыпочки, достает с верхней полки пистолет и рассматривает его. Г и н а выходит из гостиной с метелкой и тряпкой.
Хедвиг быстро и незаметно кладет пистолет на одну из полок.
Г и н а. Не ройся в папиных вещах, Хедвиг.
Х е д в и г (отходя от полок). Я только прибрать хотела.
Г и н а. Ступай лучше в кухню и погляди, чтобы кофей не простыл. Хочу захватить с собой на подносе, когда опущусь вниз.
Хедвиг уходит в кухню. Гина начинает подметать пол и прибирать комнату. Несколько минут спустя входная дверь медленно отворяется, и из нее выглядывает Ялмар Экдал. На нем пальто внакидку, но нет шляпы; он неумыт, непричесан, глаза заспанные, тусклые.
Г и н а (застывает с метелкой в руке, глядя на мужа). Ах, Экдал... ты все-таки пришел?
Я л м а р (входит и отвечает глухим голосом). Пришел... чтобы тотчас исчезнуть.
Г и н а. Ну да, да, понятно. Но, господи Иисусе, на кого ты похож?
Я л м а р. На кого похож?
Г и н а. И твое хорошее зимнее пальто! Досталось же ему!
Х е д в и г (в дверях кухни). Мама, не надо ли... (Увидев Ялмара, вскрикивает от радости и бежит к нему.) Папа! Папа!
Я л м а р (отворачивается и машет рукой). Прочь, прочь! (Гине.) Убери ее прочь от меня, говорят тебе!
Г и н а (вполголоса Хедвиг). Поди в гостиную, Хедвиг.
X е д в и г тихо уходит.
(*727) Я л м а р (суетливо выдвигая ящик стола). Мне нужно взять с собой книги. Где мои книги?
Г и н а. Какие?
Я л м а р. Мои научные сочинения, разумеется... технические журналы, которые нужны для моей работы над изобретением.
Г и н а (ищет на полках). Эти, что ли, без переплетов?
Я л м а р. Ну да, конечно.
Г и н а (кладет на стол кипу журнальных выпусков). Не велеть ли Хедвиг разрезать тебе листы?
Я л м а р. Незачем мне их разрезывать.
Короткая пауза.
Г и н а. Значит, стоишь на том, чтобы переехать от нас, Экдал?
Я л м а р (перебирая книги). Мне кажется, это само cобой разумеется...
Г и н а. Да, да.
Я л м а р (вспылив). Не могу же я оставаться тут, где мне ежеминутно будут вонзать нож в сердце!
Г и н а. Бог тебе судья, что ты можешь думать обо мне так гадко.
Я л м а р. Докажи!
Г и н а. Скорее ты докажи.
Я л м а р. После такого прошлого, как у тебя? Нет, есть известные требования... я готов назвать их идеальными требованиями...