— Как не помнить Камена, — обрадовался Асет. — И рощу его не забыл. Только сыновей-то у него больно много.
— Было семнадцать, — сказал зять, — было, это точно. Но ты позабыл: старшие не вернулись с войны. А младшие померли в то же время — кто от болезней, кто от голода. Сам понимаешь, все в руках судьбы. Но у Камена все же остался один. Так вот это и был Баглан.
— Длинный такой, белолицый, — добавил Куракбай.
— Этого парня я знаю, — сказал Асет. — Когда мы учились в десятом, он бегал в седьмой.
Он и вправду припомнил долговязого подростка, что ходил с сумкой, переброшенной через плечо.
— Он самый, — подтвердил Куракбай.
— Так что же случилось? — спросил Асет в нетерпении.
— Баглан решил жениться на Айнаш прошлой осенью. Но, видать, у Курмана были свои планы. Выгнал он Баглана. Не про тебя, говорит, такая красавица, — сообщил зять.
— А его сыновья, — горячо вмешался не знакомый Асету парень, — а его сыновья — точно сторожевые псы. Даже не подступиться к дому.
— И тогда Баглан решил выкрасть Айнаш. Раз не хотят добром, так вот дай, думает, выкраду, — сказал Куракбай. — Но ничего не вышло. Братья поймали их на улице. Его избили чуть ли не до смерти, а сестру увели обратно в дом.
— Но, думаете, Баглан отступился? — перебил Куракбая все тот же горячий парень. — Через месяц он сделал то же самое! И на этот раз братья Айнаш настигли их у родственников Баглана. Примчались целой оравой на грузовике. Опять избили Баглана, а ее забрали с собой.
— А что же Айнаш? — спросил Асет. — В наше время девушка не вещь. Если уж захочет устроить свою судьбу, кто ей помешает?
— Айнаш и сказала отцу и братьям, мол, не могу без Баглана жить, и все! Как она плакала, Айнаш! — сказал Куракбай. — А те ни в какую!
— Глупые люди, что с них возьмешь, — заметил седоусый осторожно.
— Но есть же закон! — возмутился Асет. — Неужели у Баглана не было головы? Стоило сходить в милицию, дескать, так-то и так!
— Почему он не жаловался, этого теперь никто не знает. Наверное, потому что они родные любимой. И что уж потом за жизнь, если пойдешь жаловаться на ее родных, — вздохнул зять.
— И тогда Баглан этой зимой будто бы влез в окно к Айнаш, обнял ее, и так, обнявшись, они и застрелились из ружья, — тихо закончил Куракбай.
— А что с братьями Айнаш? Их наказали?
— Куда там! Вмешалась вся родня, замяла эту историю. Баглан и Айнаш оставили записку: мол, никто не виноват, сами так захотели, — сказал горячий парень и огорченно махнул рукой.
«Узнаю мой аул! Милые, славные люди… Но вот на их глазах случилась беда, и они смалодушничали перед старыми, ужасными традициями, хотя в их руках и власть и закон», — подумал Асет.
— Милок, ну-ка расскажи нам, что нового в Алма-Ате? Это правда, будто там построили гостиницу до самого неба, а? — спросил седоусый, стараясь перевести разговор на другую тему.
— Построили, построили, высокую гостиницу построили, — рассеянно ответил Асет, все еще находясь под впечатлением рассказа о недавней драме.
— Вот и хорошо! Теперь приедешь в Алма-Ату — и есть где остановиться.
Седоусый нервно засмеялся, и Асет понял, что тот чувствует свою вину, как и все, наверное, люди аула, стыдится и хочет спрятать подальше свой стыд.
— Ах как плывет! — воскликнул Куракбай, вытягивая шею, и остальные мужчины, точно по команде, повернули головы.
Асет последовал их примеру и увидел молодую женщину в белом свитере и короткой коричневой юбке. Она вышла из дверей почтового отделения и теперь шагала, приближаясь по той стороне улицы.
— Кто это? — спросил Асет.
— Заведующая почтой. Это же Саулетай! Неужели ее не помнишь? — удивился Куракбай, не сводя глаз с женщины.
Куракбай еще не закончил, а он уже узнал Саулетай. Внутри у него что-то вспыхнуло, обожгло огнем. А мужчины, заметив Саулетай, тотчас уставились на него. Он, желая скрыть растерянность, будто бы озабоченно зашарил по карманам, вытащил носовой платок, провел по лицу, пряча лицо в платке, засунул платок в карман. Затем ухватился за прут, что держал Куракбай, и отломал конец.
— Ай, какой испортил саженец! Еле его выпросил, хотел посадить в своем саду. А ты испортил, — расстроился Куракбай.
А Саулетай шагала, словно никого не замечая, высоко несла голову, глядя прямо перед собой. Асет подумал, что, подойдя поближе, она может поздороваться с ним, и растерялся совсем, оттого что не знал, как себя держать, — то ли подняться с места, то ли остаться на скамье.