Но волнения его оказались напрасными. Саулетай проследовала мимо, так и не повернув головы. Будто бы демонстрировала им всем свою неприступную гордость и красивый профиль.
И может, он один заметил, как она чуточку зарумянилась. Но и он не был твердо уверен в этом.
Асет был вынужден признать, что она похорошела. Он попробовал пробудить в себе давнишнее презрение к Саулетай, но из этого ничего не вышло. Его взгляд невольно потянулся за ней, а в груди поднялось черт знает что: и восхищение, и укор, и жажда мести, и страсть. И все это венчало сожаление о безвозвратно ушедшем прошлом.
Он знал из писем сестры, что после его отъезда Саулетай вышла замуж и родила двоих детей. Потом муж ее упал с коня и разбился насмерть, а она, повдовев около года, вышла замуж вторично. Но и тут ей не повезло: второй муж что-то натворил — что именно, сестра так и не объяснила толком, — и его упекли в тюрьму. Только вот ему не было известно, как поживает она сейчас. Но спросить об этом у сидящих рядом у него не хватило смелости — еще подумают что-нибудь.
Дом хозяина заняли почетные гости: те, кто приехал на свадьбу из районного центра, руководство колхоза и сваты. Остальных гостей разместили по соседним домам. В один — стариков и старух и тех односельчан, что дожили до зрелого возраста, но еще не заслужили особого почета, а самый крайний дом отдали молодежи: пусть, мол, шумят себе на отшибе.
Асет праздновал среди почетных гостей. Поначалу он, как и все, пил и смеялся, а потом заскучал, загрустил. Такое с ним часто случалось за пиршественным столом. Вдруг ни с того ни с сего ему приходило в голову, что вот он сидит беспечно, а где-то стороной проходит самое главное для него.
Так вот и сейчас он опечалился, вспомнил проводницу и опять пожалел, что сошел с поезда. Он почти ощущал уютное покачивание вагона, обиженный голос девушки. Ему показалось, что и остальные гости тоже только притворяются, будто им весело, а на самом деле, как и он, думают тайком, беспокоятся каждый о своем сокровенном.
Он попытался утешить себя тем, что скоро гулянье утихнет и гости разойдутся спать, но когда взглянул на часы, то, к своему немалому удивлению и расстройству, обнаружил, что минуло всего лишь два часа и свадебному пиру еще нет конца и края.
И, как неизбежно бывает в подобных случаях, у него сразу же заболела голова, он потрогал лоб и откинулся на спинку стула.
Сестра была занята гостями, вместе с помогавшими ей женщинами подавала на стол то одно, то другое и все же в этих хлопотах умудрялась следить за каждым его движением. Так и сейчас она наклонилась над ним и шепотом спросила:
— Родненький, что с тобой?
— Ничего, все в порядке, — сказал он, стараясь ее успокоить: мало ли ей и без него забот.
— Может, пойдешь к молодежи?
— Не волнуйся, мне весело и здесь.
А сам подумал: «Наверное, у них то же самое».
— Идем, я тебя провожу.
Она почти силой вытащила его из-за стола.
Дом, отданный молодежи, гремел, подрагивая от топота, гудел, как улей.
В передней он наткнулся на пьяного Куракбая. Друг детства еле стоял на ногах и препирался с молодыми женщинами, которые пытались его утихомирить. Увидев Асета, Куракбай пьяно засмеялся, открыл объятия.
— Асет, дружище! Самой сладкой водки тебе! Почему ты не с нами? Зачем тебе начальство? Да плюнь ты на него, иди к нам гулять! — заорал друг детства и по-свойски ударил Асета по плечу.
Асет было поежился, но Куракбай поднял указательный палец и заявил заплетающимся языком:
— Ты наша гордость, и точка! Пойдем к нам!
Он ухватил Асета за локоть, и Асет вошел в гостиную, втащив на себе Куракбая, иначе бы тот упал.
Его появление встретили восторженным гвалтом. Со всех сторон протянулись руки:
— Асет, присаживайся к нам!
— Нет, нет, иди к нам, Асет!
От такого приема у него зарябило в глазах: он вертел головой, не зная, на чьем остановиться предложении. Признаться, он был польщен таким вниманием.
Порядок навел высокий парень с франтоватыми усиками. И по тому, как все затихли, едва этот парень открыл свой рот, Асет догадался, что слово взял тамада.
— Ти-хо! — гаркнул тамада. — Пусть наш дорогой гость займет место рядом с женихом и невестой!
Молодые застеснялись, встали и опустились на стулья, лишь когда Асет уселся рядом с ними. И еще долго невеста, его племянница, застенчиво прикрывала лицо рукавом, а жених улыбался смущенно.
Только Асет коснулся стула, как началось:
— Асету штрафную!
— Эй, налейте ему полный стакан!
Асет шутливо зажал уши, а сам подумал, что еще там, в доме сестры, выпил уже предостаточно, что уже гудит в голове, что ему, пожалуй, на сегодня хватит. «Вот посижу чуточку, а когда они успокоятся, улизну незаметно», — утешил он себя.