Он открыл уши, и в уши ворвалось:
— Пусть Асет скажет тост!
— Асет, скажи что-нибудь!
«А что я вам скажу? — спросил он их мысленно. — Самые лучшие пожелания уже, разумеется, сказаны за вашим столом».
И все-таки он поднялся и произнес какие-то слова о любви, о молодости. Складно ли у него получилось, он не понял и сам. Сидевшие за столом закричали, захлопали, но они бы все равно кричали и хлопали, что им сейчас ни скажи, потому что были возбуждены.
— Товарищи, тишина! — подал голос тамада, поднимаясь.
Он снял галстук, подвернул рукава белой рубашки — что и говорить, парень трудился добросовестно, в поте лица, которое уже стало от выпитого и духоты малиновым.
— А ну-ка, споем Асету поздравительную! Раз!.. Два!.. Три! — скомандовал тамада и начал дирижировать.
И над столом зазвучал дружный хор:
Эту песенку, видать, они сочинили сами в его честь и разучили заранее. Куплеты, полные почтения к его особе, перемежались с шуточными, и безобидные шутки удваивали веселье.
«Молодцы, молодцы!» — похвалил Асет мысленно.
Он исподтишка вглядывался в их лица. С некоторыми из пирующих он когда-то бегал по улице, потом ходил в школу. Других, что помоложе, он едва помнил, а кое-кого не помнил, а может, и не знал вовсе.
«Молодцы, молодцы!» — повторил он. И все же ему было скучно и среди этих людей. Он был уверен, что они чересчур просты, не глубоки, что достаточно одного взгляда, и можно прочитать все, что написано в душе у любого из них. Терзания ума им не присущи. И среди этих людей он начал путь в огромный сложный мир — в это даже не верится.
Он еще раз оглядел пирующих, проверяя свои выводы. Его взгляд наткнулся на все того же двоюродного братца Абдибая, сидевшего у дверей. Шофер и здесь был скуп на чувства. Сидел осоловевший, только изредка дул на длинный чуб, спадающий на глаза, да временами на его губах мелькала беглая ухмылка.
«Пора уходить. Как бы только отсюда выбраться?» — подумал Асет, и вдруг его взгляд остановился на молоденькой девушке с курносым веснушчатым личиком. Она пела вместе со всеми, задорно потряхивая короткой прической «под мальчика» и улыбалась Асету, будто предлагая разделить ее чудесное настроение. До красавицы ей было далеко, оттого, наверное, он поначалу и не обратил на нее внимания. Сидит себе средненькая девушка, ни красавица, ни дурнушка, и глазу не на чем задержаться. И нужно было ей запеть и улыбнуться, чтобы он как бы вдруг открыл ее для себя.
«Да нет же, и вовсе она не красивая», — сказал он себе и улыбнулся, глядя на ее веснушки, тоненькие брови полумесяцем, на темные искрящиеся озорством глаза, на всю ее милую курносую рожицу.
Он улыбнулся, и ему стало легко, словно чья-то ласковая рука сняла с него тяжесть своим прикосновением. Асет не заметил, как это произошло.
«Кто она? Чья это дочь?» — гадал он.
Время отныне превратилось в мгновенье. Асет уже не считал, сколько им спето песен и сколько он выпил, глядя при этом на удивительную девушку. Теперь ему казалось, будто никто на свете не умеет веселиться так естественно, вдохновенно, как веселятся в его родном ауле, и что нигде не найдешь таких богатых духовно людей, хоть объезди весь белый свет. Все вечеринки, что были там, в городе, вспомнились сплошь чем-то нудным, искусственным.
— Друзья! А сейчас танцы! — оповестил неутомимый тамада. — Базикен, возьми баян! Подайте баян Базикену!
Коротышка Базикен развернул мехи от плеча до плеча и тронул лады неверной рукой. Он напился до чертиков, пальцы его бегали наугад. Но это уже не имело значения. Стулья и стол сдвинули к стенке, и начались танцы.
Асет танцевал с веснушчатой незнакомкой. Теперь ее лицо проплывало перед его глазами, и вблизи оно было еще симпатичней. Асет сейчас же решил, что девушка очень красива и что такую прекрасную девушку он не встречал даже во сне.
Ему захотелось слегка подразнить ее, ласково, чтобы она не обиделась, поиграть с ней, точно с ребенком. Понимая, что школьницу сюда бы не пустили, значит, она уже закончила школу в этом или прошлом году, а может, и еще раньше, он шутливо спросил:
— Девочка, и в каком же ты учишься классе?
— В двенадцатом! — сказала она не поведя и бровью.
«Ого!» — удивился Асет, но отступать было поздно.