Они притихли, кажется, вовремя. Напротив, в окнах дома, вспыхнул яркий свет. Потом скрипнула дверь, и в полосе желтого света появился старик в нижнем белье, в чапане, наброшенном на плечи. Он осмотрелся, будто принюхиваясь, затем подошел к сараю, открыл дверь. Они услышали, как внизу чиркнула спичка и, приветствуя хозяина, заржал конь.
— Никого нет. Просто померещилось, — сказал старик самому себе и закрыл на засов двери сарая.
Он походил по двору, бормоча что-то под нос, и ушел в дом.
— Дяденька, уйдем отсюда. Я уже согрелась, — сказала Чинара.
Асет спрыгнул с крыши сарая и протянул руки. Девушка скользнула по сену вниз, он подхватил ее и, придержав на мгновенье ее тяжелое крепкое тело, опустил на землю.
Они еще отряхивались от сена, счищали его в темноте друг с друга, выйдя на середину улицы, когда надрывно прокричали первые петухи.
Небо на востоке стало чуть потемнее, а затем принялось светлеть, отгоняя ночь от горизонта. И ночь рассеивалась, отступала.
— Дяденька, постоим еще чуточку, а потом я побегу домой, ладно? — попросила девушка.
Они стояли посреди улицы, держась за руки. Блеклый предутренний свет смягчил черты ее лица, скрыл веснушки. Девушка посмотрела ему в глаза; взгляд ее был задумчивый и, как подумал с надеждой Асет, чуточку грустный.
— А о вас говорили, будто вы плохой человек.
— И что же? Каков я на самом деле? Неужели плохой?
Она покачала головой, словно отгоняя даже предположение, что он, Асет, может быть плохим.
— А вдруг они правы и вскоре ты разочаруешься?
Она опять покачала головой, затем спросила:
— Об этом вы уже, наверное, знаете. Ну, о том, что зимой застрелились парень и девушка?
— Мне рассказывали.
— Вы бы могли так поступить? — и она пристально взглянула ему в лицо.
— Не знаю, — сказал он, засмеявшись, и спросил себя мысленно: «В самом деле, а смог бы я?»
Он притянул ее к себе, прижался щекой к ее щеке, блаженно закрыл глаза. И опять в памяти всплыли чужие слова: «Какая чистая, какая чудесная…» Почему он сам не поэт?
Рука его задрожала, и девушка тотчас же вывернулась из его объятий.
— До свидания, дяденька! Мне пора!
Она побежала не оглядываясь.
«А что, возможно, и я бы мог застрелиться», — подумал он, глядя, как девушка спешит, спотыкаясь, по улице.
Чинара, словно услышала его мысли, вдруг обернулась и крикнула:
— Нет! Вы не сможете, дяденька! Вы уже взрослый!
Весь этот день Асет ходил в приподнятом настроении. Он знал, что по его лицу бродит глупая счастливая улыбка, ловил удивленные взгляды и зятя, и сестры, и соседей, но ничего не мог поделать с собой. У него было ощущение, будто его жизнь до сих пор протекала в каком-то сером, будничном сне, и вот он наконец проснулся и увидел то, ради чего можно жить по-настоящему, тяжело и самоотверженно.
Его то и дело тянуло на улицу, он подчинялся внутреннему зову, выходил на улицу и посматривал на дом со злыми собаками, что стоял на краю аула. Он ждал, что вот-вот мелькнет вдали ее фигурка.
«До чего же все удивительно в жизни, — размышлял Асет, — разве я мог представить лет десять назад, чем станет для меня дом Шалгынбая. И даже его собаки?»
Он проглядел все глаза, потому что Чинара не показывалась на улице, извелся, дожидаясь, когда повечереет, а день тянулся долго и нудно, можно подумать, что ему не будет конца. Он возлагал все надежды на вечер, потому что вечером жених поведет невесту в дом, а значит, вчерашние гости соберутся вновь, и, конечно, придет Чинара.
Торчать дома было сущей мукой, и после полудня он отправился гулять по аулу; на этот раз аул показался ему славным и в самом деле родным. Сначала он пошел к сараю, на крыше которого лежал с Чинарой, и увидел при дневном свете старую развалюху. Но не было сейчас, пожалуй, на земле более дорогого ему места. Этот сарайчик был единственным свидетелем счастья, которое пришло к нему, Асету, в эту ночь.
Потом он набрел на колхозный клуб и невольно вспомнил, как впервые в жизни целовался с девушкой. Они спрятались с Саулетай вон там, за клубом, у штабеля строительного камыша…
В ту зиму тяжело заболела мать, и он, окончив школу, остался в колхозе. Однажды он вез колхозное сено и увидел Саулетай. Она стояла возле своего дома, статная, румяная от мороза, и смеялась, глядя, как он приближается на санях. Ну что бы, казалось, из того, что Саулетай стоит на улице и смеется? Проезжай своей дорогой, потому что такая красавица не про тебя. Но в том-то и дело, что Саулетай сама остановила его.
— Асет, сбрось немного сена! Ну хотя бы пару вил! — крикнула красавица.