Выпив несколько пиалушек чая, старуха вытерла пот со лба и сказала:
— Свет мой Ултуган, я вижу, ты торопишься, и поэтому скажу о своем деле коротко.
Она посетовала на то, что бог не дал ей, Ултуган, счастья нянчить, ласкать своих детей, но вот совсем кстати племянник ее надумал жениться, просил узнать: согласна ли Ултуган принять его предложение.
— Свет мой, соглашайся. Он еще молод, ему и пятидесяти нет, — сказала старуха.
— Спасибо, бабушка, да ведь у вашего племянника уже есть своя жена, — напомнила Ултуган, смеясь.
— Есть, есть, — кивнула, не смутившись, старуха, — но она не против, пусть, говорит, женится на другой. А если так, то и закон не против, — и как бы отрезала путь к отступлению.
Ултуган молчала, не найдя, что сказать и как поскорей избавиться от сватьи.
— Подумай, свет мой, подумай. Посоветуйся с кем, — сказала старуха, уходя.
Ултуган обвязала цветным платком голову, оставив открытыми только глаза, и вышла из дому.
Грузовая машина стояла на площади перед конторой, поджидала народ. Людей уже набилось в кузов немало, в основном это были женщины. Ултуган тоже залезла в машину и села в заднем углу, стараясь не бросаться в глаза. Но ее сразу заметили, и одна из молодок ехидно спросила:
— Да никак это ты, Ултуган? Почему не скажешь нам «здравствуйте»?
Ултуган промолчала, сделала вид, будто не слышит, и, чтобы это выглядело убедительней, повернулась лицом к борту. Вот именно таких, языкатых, она и опасалась. Но теперь ничего уже не поделаешь: коль попала в эту компанию, надо терпеть. И лучше помалкивать.
— Посмотрите на нее! Она даже разговаривать с нами не хочет. Как будто нас и нет, — не унималась молодка.
— Не трогай ее. Ты что? Хочешь, чтобы она увела и твоего мужа? — вылезла другая, такая же молодая и вредная.
— Ой, об этом я и не подумала! — подхватила первая насмешница, хотела прикинуться испуганной, да не выдержала и захохотала.
На глаза Ултуган навернулись слезы. Ей было обидно, хотелось сказать, что все это неправда, но она удержалась, не ответила.
А женщины словно соревновались, кто уколет больней Ултуган:
— Но кто больше всех пострадал, так это бедняга Майдан. Его больше всех жалко.
— Ии, так ему и надо, долговязому.
— А утром-то сегодня Сандибала поехала в район. Слышали, женщины?
— Вот дура-то, сама его до тюрьмы довела, а теперь поехала выручать.
Но вот подошли остальные члены бригады. Машина тронулась в путь, ее мотор загудел, заглушил голоса женщин, а встречный ветер понес злые слова мимо ее ушей.
Когда приехали к роднику Когалы, Ултуган постаралась первой выскочить из кузова, взяла в руки вилы и ушла, отделяясь от бригады, к дальнему стогу. Ей казалось, что женщины, все до единой, презирают ее и никто не захочет работать с ней рядом. До самого обеда Ултуган ни разу не подняла головы, не посмотрела в их сторону. Если до нее долетал чей-то смех, она принимала его на свой счет и краснела, готовая провалиться под землю.
В обеденный перерыв женщины собрались возле кустов и, наломав ветвей, соорудили нечто вроде навеса. Потом расселись в тени, и каждая поставила на общий стол то, что захватила с собой для обеда. Кто торсук с айраном, кто с кислым коже. Ултуган сделала вид, будто собирается стирать свой платок, пошла к роднику. Второпях, из-за старой соседки, она забыла, не взяла с собой айран; хорошо еще, хлеб прихватила. Она сидела на траве, макала хлеб в воду и ела, радуясь тому, что женщины оставили ее в покое.
Они обедали весело, шумно, обсуждая и колхозные, и свои, домашние, дела. И вдруг одна из них, пожилая женщина, громко спросила:
— А где же Ултуган? Почему она все время нас избегает?
Ей что-то вполголоса сказали.
— А вам-то какое до этого дело? А ну, хватит болтать! — сердито ответила пожилая женщина. — Пошутили раз, и достаточно. Она тоже хороша, эта Сандибала; если она такая умная да сильная, что же не удержит Майдана в узде? Все, все! Я больше об этом и слышать не хочу! Эй, Ултуган! Ултуган!
— Да, тетя! — почтительно откликнулась Ултуган.
— Что скучаешь одна? Иди к нам! — не отставала добрая женщина.
— Я не скучаю.
— Иди, иди! Да поскорей. Если ты и виновата, то только перед Сандибалой! Ну иди же!
— Поешь с нами, Ултуган! Не стесняйся! Водой сыта не будешь! — заговорили другие женщины.
Раньше Ултуган оскорблялась, когда ее начинали жалеть вот так открыто, на людях. Но сейчас к ее горлу подкатил комок, ее захлестнула теплая волна благодарности.
— Сейчас! Иду! — откликнулась она поспешно.